Новый свисток, поезд дернулся. Мазур забросил внутрь рюкзак, схватился обеими руками за доски, одним рывком забросил тело внутрь, и в самую пору – товарняк тронулся, с ходу набирая скорость, а, вырвавшись на оперативный простор, прибавил еще. Городок моментально унесся назад. Мазур блаженно улыбнулся, стоя у проема с сигаретой в зубах, устроившись так, чтобы не наступить в свежую лепешку – их тут хватало, они неопровержимо свидетельствовали, что коровенок привезли в город самое позднее поутру...
– Ола, омбре!
Мазур резко обернулся, с неудовольствием подумав, что непозволительно расслабился.
Прямо в куче грязной соломы сидел здоровенный жлоб в рваных штанах и грязной майке, босой и заросший – и уже рылся без всяких церемоний в Мазуровом рюкзаке. Отряхивая с себя соломинки, из кучи в углу, почти достигавшей потолка вагона, торопливо выгребались еще двое, не столь крупной комплекции, но столь же уркаганские на вид.
«Надо же, – сказал себе Мазур, – попутчики объявились. Интересно, пацан знал, к кому меня подсадил? Будем к нему справедливы – вряд ли. Эта троица, судя по виду и запаху – старые бродяги, которым не нужно, как непонятливому гринго, вдумчиво растолковывать, что на товарняках тоже можно передвигаться, причем быстро и совершенно бесплатно. Сами прекрасно знают...»
Двое зашли с боков и остановились с грозным видом. Верзила беззастенчиво копался в скудных пожитках. Мазур спокойно ждал. Главное, кольт при нем, заткнут за пояс сзади, под курткой – а собственных стволов у таких вот субъектов наверняка нет...
– Эй, вы! – сказал он с выразительным жестом. – А ну-ка, оставьте вещи в покое!
Верзила прорычал что-то по-испански, недружелюбно таращась на Мазура сквозь спутанные космы. Совершенно ясно было, что языковый барьер его нисколечки не тревожит – в самом деле, есть вещи, которые в словесном сопровождении не нуждаются вовсе. Беззастенчивый грабеж средь бела дня, например.
«Только не говорите мне, что эти трое – замаскированные цэрэушники или местные полицаи, – подумал Мазур. – Все они не стриглись, по крайней мере, полгода, а ванну не принимали и того дольше. Нет, не засада...»
Судя по всему, скудное содержимое рюкзака верзилу не удовлетворило. Он швырнул мешок в сторону – хорошо хоть, не в коровье дерьмо – вскочил и, грозно уставясь на Мазура, прорычал на сносном английском:
– Деньги давай, рыло!
– Ах, вот как? – спросил Мазур. – Значит, настолько-томы по-английски понимаем? Интересно, а понимаешь ты – хрен тебе в глазки?
Он сгоряча хотел было показать кукиш, но подумал, что здесь этой фигуры могут вообще не знать, или она имеет какое-то совсем другое значение – означала же когда-то у японских проституток сложенная в сторону возможного клиента фига, что они всецело к услугам прохожего...
– Деньги давай, рыло! Все давай!
Хорошо, что английский язык отроду не был пуританским и богат неприемлемой в светских салонах лексикой...
– А жопа у тебя не слипнется, дядя? – спросил Мазур как ни в чем не бывало. – Где, в конце концов, ваша классовая солидарность, угнетенные империализмом? Вы меня разочаровали... Чем больше я на вас смотрю, тем больше убеждаюсь, что никакой вы не прогрессивный пролетариат, а самый что ни на есть маргинальный элемент, склонный к неприкрытой уголовщине...
Троица таращилась на него непонимающе, зло. Верзила, очевидно, полностью исчерпав свой словарный запас, разразился гневной тирадой на родном наречии, сопровождая это такими жестами, что понять без труда мог любой чужеземец – пасть порву, моргалы выколю...
Мазур не двигался. Он давным-давно мог бы больно настучать всем троим по организму, но хотел, чтобы настала полная ясность, и свои намерения они обозначили предельно четко. Чтобы и возмездие было полностью адекватным.
Дождался, ага! Тот, что справа, вдруг метнулся вперед с недюжинным проворством, способным застать врасплох и менее тренированного человека, в руке у него сверкнуло что-то остро-продолговатое – опасная бритва, ну да! – и Мазур, уклонившись, привычно подбил его ногу, перехватил кисть, выкрутил руку, наподдал носком тяжелого ботинка по выпавшей бритве – и она, сверкнув на солнышке, улетела в проем.
Точным пинком под ребра Мазур отправил противника к стене. Двое оставшихся, чуть обескураженные, но не потерявшие боевого духа, насели с двух сторон, тот, что пощуплее, ожесточенно размахивал такой же бритвой, а в руке у верзилы посверкивал ножик посерьезнее, коему оставался один шажок до мачете, не более.
Дела пошли совсем серьезно, и для сантиментов не было ни времени, ни места. Верзила, более неповоротливый, чем хилый напарник, был все же поопаснее, и Мазур в первую очередь уделил внимание ему – пропустил слева от себя руку с ножом, следя, чтобы ненароком не поскользнуться на свежей коровьей лепешке, нанес удар коленом в пах, поймал могучее запястье, в секунду примостил его на ребро верхней доски, как на плаху, резко ударил. Нечеловеческий вопль, нож улетел на шпалы, верзила впечатался лбом в среднюю доску так, что она едва не вылетела.
Вот теперь можно было без помех заняться шустреньким, единственным оставшимся в строю. Он отпрыгнул, уже соображая, что дела плохи, с исказившейся харей манипулируя перед собой нехитрым, но опасным оружием.
«Брось игрушку», – жестом показал ему Мазур.
Ноль эмоций – шустрик, брызгая слюной и тщетно пытаясь напугать противника грозными воплями, дергался вправо-влево и взад-вперед, бросая взгляды на скорчившихся в соломе и дерьме дружков, в отчаянной надежде, что они все же оклемаются и подмогнут.
Мазуру эти половецкие пляски надоели, и через пару секунд он шустрика достал. Только руки-ноги мелькнули. Бичара заокеанский хилой спиной вперед впечатался в боковую стенку вагона-коровника, а его бритва улетела на вольный воздух.
Мазур перевел дух, отступил и прижался спиной к стене, прочно стоя на ногах. Троица помаленьку приходила в себя, они один за другим вставали на четвереньки, а там и на ноги, зло сверкая глазами, что твои киношные вампиры, бормоча, судя по тону, угрозы. В дерьме они перемазались качественно.
Мазур досадливо вздохнул. Было совершенно ясно, что перемирием тут и не пахнет. Едва оклемаются, пойдут в атаку по новой – есть такой человеческий тип, пока руки-ноги не переломаешь на хрен – не успокоятся...
А до места назначения пилить не менее трех часов. Что же, провести их в пошлых потасовках? Нужно отдохнуть, набраться сил, да и пачкаться не стоит, нужно будет выглядеть в пункте назначения относительно приличным странником...
– Стоять! – рявкнул Мазур.
Бесполезно. Точно, они из тех, кому короткаявзбучка, хоть ты тресни, не идет на пользу и ничему не учит...
– Ну, извините, – развел он руками. – Я-то, гуманист хренов, с вами по-человечески хотел договориться... Опа!