Все-таки она не переставала его удивлять, даже после десяти лет совместной жизни! Сам Колька ни за что не догадался бы, какого роста его телефонный собеседник. Ну, про наполеоновский комплекс он, правда, понял – конечно, маленькие ростом мужики всегда стараются доказать, что они круче, чем яйца вареные. Для спорта это даже хорошо. Вот у него рост вполне удовлетворительный, и что из него вышло?
«Да при чем тут мой рост? – рассердился на себя Колька. – Будто я из-за этого…»
Ему неприятно было думать, из-за какой досады не задалась его спортивная карьера. Да и не время сейчас было для таких дум.
– И ведь, как назло, мне в Перу лететь, – сказала Галинка.
– Ну и лети, – пожал плечами Колька. – Ты-то тут при чем?
– Если б ты хоть немножко головой думал, прежде чем кулаками махать, была бы ни при чем. А так приходится реагировать.
– Ну что тут можно сделать, Галь? – уныло пробормотал Колька. – Все же ясно. И свидетелей до хрена. Хорошо еще, он коньки не отбросил, а то б вообще… Буду ждать. Что еще остается?
– Жди, – улыбнулась Галинка. – Жди меня, Иванцов, и я вернусь. А там посмотрим.
Он имел в виду, что будет ждать окончательных последствий своего дурацкого поступка. Но она поняла его по-своему.
– Ты когда улетаешь? – спросил Колька.
– Говорю же, прямо сейчас.
Кажется, она не говорила, что улетает прямо сейчас. Наверное, ей казалось, что это само собой понятно, потому что, если бы у нее была в запасе хотя бы пара часов, она немедленно приступила бы к каким-нибудь действиям.
Колька даже порадовался, что возможности действовать у Галинки пока нету. Ему было стыдно перед ней – и за дурость этой драки стыдно, и за полную свою нынешнюю беспомощность.
– Ты из какого аэропорта летишь? Может, проводить тебя? – спросил он.
– С чего это вдруг? – удивилась Галинка.
– Да так просто…
Она пожала плечами.
– Не выдумывай. Меня и не напровожаешься, и не навстречаешься.
Конечно, это было так. Она летала в свои головокружительно далекие командировки так же часто, как другие ездят по работе в какой-нибудь подмосковный филиал московской фирмы. Колька не был домоседом, он дня не мог прожить без нагрузки, причем без максимальной для него физической нагрузки, но даже он не понимал: откуда, из чего она берет энергию для такой жизни? Что не из общения с ним, это точно – для того чтобы зажечь такой фейерверк, потребовалось бы пять таких, как он, да и то не хватило бы.
Он давно привык к энергичности своей жены. Но все-таки мысль об источниках ее энергии была ему почему-то неприятна.
Галинкин телефон радостно закукарекал; Колька всегда вздрагивал от выбранного ею сигнала.
– Да, – ответила она. – Да, хорошо, спускаюсь. Такси пришло. – Она чмокнула Кольку в щеку и взяла чемодан, который, он и не заметил, оказывается, уже стоял в прихожей. – Постарайся хоть неделю без экстрима обойтись, а, Иванцов? Будут сажать – не давайся. В леса скройся, что ли. Я приеду, разрулим все это как-нибудь.
Дверь за ней закрылась. Колька улыбнулся. Он редко видел жену и почти забыл о ее главном качестве – том самом, которое так привлекло его в ней когда-то…
От одного разговора с нею, да что там от разговора, даже от ее молчания рядом, он чувствовал себя так, будто никаких проблем у него нет и никогда не было. Она наполняла его каким-то особенным веществом, оно было осязаемо, как пузырьки воздуха в шампанском. Его организм не производил счастья при попадании этого вещества, это Колька почему-то знал, хотя и не понимал, почему это стало так и с каких пор. Но все-таки ему становилось как-то полегче жить, когда эти знакомые пузырьки в него врывались. Они подкачивали его, как воздушный шарик.
Когда-то, семь лет назад, они просто не дали ему уйти на дно. А может, даже и дна не имело то, что чуть его в себя не втянуло.
На третьем курсе Николай Иванцов настолько забыл о своих студенческих обязанностях, что чуть не вылетел после первого семестра из института. А как ему было не забыть про какие-то зачеты и экзамены? Хорошо, что имя свое не забыл! Да и то главным образом потому, что это имя было выгравировано на кубках за соревнования, в которых он принимал участие.
Ну да ладно, из института его все-таки не выгнали: преподы сами были спортсменами и прекрасно знали, каких усилий стоят результаты, которых добивается Иванцов, и прекрасно видели, что ни одна победа не далась ему даром.
Вечерами он падал на кровать как подкошенный и спал ночами как мертвый. Даже плач Надюшки его не будил. Правда, может быть, Надюшка уже и не плакала ночами: она была на редкость спокойным ребенком, к тому же ей уже исполнился год. Колька и не заметил за своими спортивными усилиями и успехами, как это произошло.
– Золотая ты у меня, Галинка, – говорил он жене в те редкие ночные минуты, когда у него выдавались силы с нею поговорить. Силы эти выдавались редко, его даже на исполнение супружеских обязанностей не всегда хватало. – И когда все успеваешь? Подожди, вот возьму «золото» на Олимпиаде…
Впрочем, пронять его жену обещаниями златых гор было невозможно.
– Люблю-люблю, трамвай куплю, – без всякого умиления хмыкала она. – Ладно, Иванцов, шкуру олимпийского медведя можешь среди меня пока не делить. Ты хоть стероиды не принимай. А то импотентом станешь, куда тебя тогда?
– Какие стероиды? – оскорбленно отвечал Колька. – Я что, культурист?
– Ну, не стероиды, так еще допинг какой-нибудь. Знаю я ваш большой спорт!
– Ты-то откуда большой спорт знаешь?
– Я все знаю, Иванцов, – загадочно улыбалась она.
То, что ее глаза блестели в темноте, тоже было загадкой – должны бы ведь сливаться со мраком своею угольковой чернотой. Но не сливались.
Она не только все знала, но и все умела. Даже Колькину мамашу, которую сам он с детства почти всегда видел с недовольно поджатыми губами, проняла невесткина расторопность.
В один прекрасный день Колька вернулся домой днем и обнаружил мать на кухне их с Галинкой недавно выменянной квартиры. Одной рукой она помешивала в кастрюльке какое-то варево, а другой кормила манной кашей Надюшку, сидевшую на высоком детском стульчике.
– Ты что, мам? – удивленно спросил Колька. – А Галинка где?
– Так на работу вышла, забыл, что ли?
Колька не то что забыл об этом, а просто не знал. То есть он, кажется, слышал, что Галинка собирается вернуться в свою «Комжизнь», но думал, это будет не скоро, когда Надюшка в садик пойдет, что ли. А в садик вроде бы годовалых не берут, так что он не относился к планам жены всерьез.
– Надо девчонке помочь, – хоть и с несколько нарочитым, но все же с сочувствием вздохнула мать. – Повезло тебе, Колюня, с женой, все в руках у ней горит. Ну, пусть работает, посижу уж с Наденькой. Копейка в доме тоже не лишняя.