– В это время Алекс уже жил с вами?
Я испуганно посмотрела на него и кивнула.
– Придется заняться историей гибели твоей семьи. И твоего брата тоже.
– Возьмешь меня с собой? – не без робости спросила я.
– Куда? – усмехнулся он.
– Ты же понял.
– Вполне возможно, что на ближайшее время нам придется стать сиамскими близнецами.
Алексей продолжал хмуриться, я с вопросами приставать не рискнула, догадываясь: нет у него ответов на мои вопросы. Что-то его очень беспокоило, впрочем, поводов для беспокойства имелось сколько угодно, но почему-то мне казалось, что связано это с разговором по телефону, который он вел на заправке.
Подъезжая к моему дому, Алексей притормозил, посмотрел на меня с сомнением и произнес:
– Не знаю, стоит тебе говорить или нет...
– О чем? – насторожилась я.
Он помолчал, глядя перед собой, повернулся ко мне и сказал:
– О твоем парне, который исчез в Питере. Он тебя не бросал. Он погиб. Попал под машину, 25 ноября, примерно в одиннадцать часов вечера, на углу Литейного и Некрасова.
Двадцать пятое ноября. Эту дату я хорошо запомнила. В тот вечер Юра ушел от меня, пообещав позвонить на следующий день. Больше мы с ним не виделись. Сначала я не находила себе места, а потом... потом начала его ненавидеть, не понимая, почему он так со мной поступил. Я проклинала его на все лады, а он был мертв.
Я вышла из машины и побрела к своему подъезду. В голове билась одна мысль: я носилась со своими страданиями, заставляя себя ненавидеть Юру, выращивала в себе эту ненависть изо дня в день, как растят цветы в оранжереях, ухаживая и поливая, а его уже не было в живых. Он не бросил меня, не предал. Он погиб. Это я предала его, поспешив променять любовь на ненависть. Но разве я могла подумать... я позвонила, он не ответил. Почему, почему я не стала его искать? Боялась выглядеть обманутой дурой? Нажила себе комплекс неполноценности, а теперь узнала: он погиб через несколько минут после того, как ушел от меня, совсем рядом с моим домом. Изжитая с таким трудом боль вдруг вернулась, теперь она была помножена на чувство вины. Я должна была его разыскать... в конце концов, почувствовать, что с ним случилось несчастье.
Вернувшись домой, я заперлась в своей комнате, уткнулась носом в подушку в надежде вдоволь нареветься. Но слез не было. Впереди призрачно маячило еще несколько лет страданий, бесполезных, горьких, на сей раз не из-за чужого предательства, а из-за моего собственного. Я ничего не могу исправить, ничего, но я могу попытаться не допускать прежних ошибок. Возможно, это была трусливая попытка заключить мировую со своей совестью. «Что было – смерти, будущее – мне», как сказал поэт.
Я подумала о Мартине, и надежду, что все в моей жизни изменится к лучшему, тут же сменило беспокойство. На часах восемь вечера, а Мартин до сих пор не позвонил. Тревога нарастала, продержавшись еще час, я набрала его номер. Не расскажи мне Алексей о гибели Юры, вряд ли я решилась бы на это. Если мужчина сам не звонит, глупо навязываться... Но теперь мои прежние принципы трещали по швам.
Когда Мартин ответил, мой голос звучал преувеличенно бодро:
– Привет, как дела? Встретимся сегодня?
– Не получится, – спокойно ответил он. – Работы много, пытаюсь доделать вечером то, что не успел днем. – Повисла пауза, которая меня смутила, и я, запинаясь, произнесла:
– Очень жаль. Я на тебя рассчитывала. Тогда до завтра?
– До завтра, – сухо сказал он и повесил трубку.
Я отложила телефон, увидела, как дрожат мои руки, и едва не заорала в голос от обиды. Я знала, что так будет, я знала... и вот оно случилось. Его интерес ко мне пропал так же внезапно, как и появился. Я представила крушение всех своих надежд и решила, что жить мне больше незачем... Пока не явилась вполне здравая мысль: Мартин видел меня сегодня с Алексеем. Конечно, сесть в машину парня не бог весть какое преступление, но вот что об этом думает Мартин? Не зря с той самой минуты меня мучили сомнение и тревога. Совершенно правильно мучили. Мартин тоже хорош, мог бы, по крайней мере, поговорить со мной. Ладно, завтра он позвонит и... А если не позвонит? Что я буду делать? Изводить себя сомнениями, реветь в подушку, все, что угодно, но одного не сделаю точно: я ему не позвоню. Выходит, история с Юрой так ничему меня и не научила? Сейчас еще раз наберу номер Мартина и попытаюсь выяснить, что заставило его отказаться от встречи: действительно срочная работа или он все-таки решил... В общем, я схватила трубку и набрала номер.
– Извини, что опять беспокою. Мы не могли бы поговорить? – выпалила я скороговоркой, опасаясь, что духа довести начатое до конца попросту не хватит.
– Я тебя слушаю.
– Может, все-таки встретимся? – Эти слова я произнесла практически в отключке, в полном обалдении от собственной отваги.
– Хорошо, приезжай ко мне. – Он назвал адрес и повесил трубку.
Особого желания меня видеть он, судя по голосу, не испытывал. А если дело не в утренней встрече и я просто ему надоела? Хороша же я буду... Если надоела, пусть так об этом и скажет. Переживу как-нибудь.
Я вызвала такси и через полчаса уже подъезжала к дому Мартина. Жил он в новом трехэтажном доме неподалеку от Соборной площади. В здании было два подъезда, мне нужен второй. На домофоне три кнопки с фамилиями владельцев квартир. Я надавила кнопку с цифрой пять и услышала голос Мартина:
– Заходи. Квартира на втором этаже.
Проигнорировав лифт, я поднялась по лестнице торопливо, почти бегом. Каждая квартира занимала целый этаж. В другое время я бы непременно оценила парадное, лестницу с коваными перилами и красную ковровую дорожку, но в тот момент мне было не до этого.
Дверь квартиры была приоткрыта, я вошла в просторный холл и увидела Мартина. Он вышел мне навстречу босой, в голубых джинсах, тонком джемпере темно-синего цвета и показался мне таким красивым, что все мои сомнения сразу вернулись. Что это я вообразила, да у него таких девиц...
– Кофе выпьешь? – спросил Мартин, голос его звучал устало.
«У него в самом деле полно работы, а тут я...» Уже жалея, что пришла, я покачала головой:
– Нет, ничего не надо.
– Тогда пройдем в гостиную.
Гостиная оказалась огромной и была выдержана в бело-золотых тонах. Мягкие диваны, настольные лампы и белый рояль посередине.
– Ты играешь? – я кивнула на инструмент.
– Так, иногда. Мама была прекрасной пианисткой, но из меня ничего не вышло. Слава богу, папа понял это вовремя... не то в мире появился бы еще один непризнанный гений.