Количество смертей от осложнений, кровоизлияний, болевого шока при операции, столбняка и заражения крови никого не интересовало, так же как и количество бесплодных после подобной экзекуции. Обрезание ставило своей целью освободить девочку от сексуальности, сделать ее удобной, фригидной рабыней.

Но варвары придумали не только обрезание, они калечили женщин разнообразными способами. В одних местах им оттягивали уши; в других — вставляли в нижнюю губу тарелку; в третьих — заставляли после смерти родственника рубить фаланги пальцев; в четвертых — надевали на шею удлиняющие ее металлические кольца, после чего начиналась дистрофия шейных мышц; в пятых — татуировали губы до голубого цвета; в шестых — наносили на лицо и тело шрамы; в седьмых — удлиняли лица, привязывая к щекам деревянные бруски; в восьмых — сажали в клетку и насильно кормили до нездоровой полноты.

«Звери! Дикари! Варвары!» — отчаянно думал Отто.

— Звери! Дикари! Варвары! — эхом отзывался на непонятном языке женский крик из динамика.

Крик снова замер на полуслове, ключ в двери повернулся, и в камере снова появился сержант с двумя охранниками.

— Встать! Смирно! Проверка! — заорал он бодрее, чем в первый раз.

Отто не пошевелился. И тогда один из охранников грубо встряхнул его и поставил в вертикальное положение.

— Нет ли у вас каких-нибудь жалоб? — бесцветным голосом спросил сержант.

— Никаких, — сказал Отто, презрительно глядя ему в глаза.

— Отлично, — кивнул сержант без всякого интереса. — Следующая проверка через час.

Они вернулись в тюремный коридор, а крики вернулись в камеру. Еще через какое-то время в двери открылось окно, и на него поставили миску с баландой и лепешкой. Но Отто уже не хотел есть, он уже ничего не хотел.

Он понимал, что теперь сержант с охранниками будет появляться через каждый час, как кукушка из часов, и надо набраться сил, чтобы не броситься на него и не получить наказание за сопротивление… кому? сотруднику тюрьмы? полиции? разведки? контрразведки?

Впрочем, какая разница, главное дотерпеть до приезда консула. Ведь уже утро, и если в консульство официально не сообщат об аресте, это непременно сделают Джон или Тиана.

А женщина все кричала и стонала, и через некоторое время Отто уже даже начал спрашивать ее:

— Милая, ну чем я могу тебе помочь?

Глава семнадцатая ПЕРВЫЙ ДОПРОС

Он и не помнил, что было дальше, потому, что погрузился в полусонное, полубредовое состояние и очнулся только, когда зашли два охранника и, завинтив кандалы и наручники, повели его длинными серыми коридорами.

Во вчерашней подвальной комнате за столом сидел вчерашний полковник Глой. Отто указали на стул перед ним. Глой поздоровался любезнее вчерашнего и заговорил «на вы»:

— Вы находитесь в тюрьме контрразведки ЮАР. В ваших интересах честно отвечать на вопросы.

— После сегодняшней ночи я в этом не сомневаюсь, — попытался пошутить Отто пересохшими губами. — Но я хотел бы видеть консула моей страны.

— Увидите, когда придет время, — ледяным тоном ответил Глой. — Ваше имя?

— Отто Шмидт.

— С какой целью приехали в ЮАР?

— Моя фирма продает машины для современной химчистки и уже оснастила ими огромную часть Африки.

— То есть категорически не желаете говорить, на какую разведку вы работаете?

— Послушайте, господин полковник, понимаю, что в вашей стране… с подозрением относятся… к любому иностранцу. — Отто тщательно подбирал слова. — Но я законопослушный гражданин Западной Германии, и меня интересует только бизнес.

— Господин Шмидт, вы, видимо, не поняли, что вас арестовали за терроризм не в вашей блудливой Европе, где можно сидеть в тюрьме и давать интервью журналистам, — поднял бровь Глой. — Мы в ЮАР умеем защищать интересы государства.

— Какую угрозу вашему государству представляют современные машины-химчистки? — пожал плечами Отто. — Я объехал весь континент и первый раз попал в подобную ситуацию!

— Похоже, вы меня не поняли. Встретимся завтра, — раздраженно перебил Глой и скомандовал охраннику: — В восьмую его. Работайте!

Охранники вцепились в Отто и грубо поволокли из кабинета по коридору, по лестницам, толкнули дверь в подвале и впихнули его в полутемную комнату, в которой не было ничего, кроме стульев.

Еще Отто успел увидеть ведро с водой и только подумал: зачем оно здесь? Но тут же был оглушен ударом, от которого упал и сжался под серией новых ударов. Он не помнил, сколько его били, но, видимо, до тех пор, пока не потерял сознание. И тогда на него опрокинули то самое ведро холодной воды.

Когда в камере сняли наручники и кандалы, тело разламывалось, голова гудела, а ноги были ободраны — по коридорам его тащили волоком. Через некоторое время отворилось окошко, на двери и на полочку под ним рука поставила миску с баландой и лепешкой.

Очень хотелось есть и курить, но сил встать не было. Отто снова провалился в темноту и пришел в себя только во время визита сменившегося сержанта со сменившимися охранниками и несменившейся задачей. Они потребовали, чтобы встал и ответил, нет ли у него проблем?

Когда вышли, Отто, держась за стену, добрел до двери и осторожно вцепился зубами в лепешку, чтобы не слишком травмировать разбитые губы, но тут снова включили запись с пытками женщины.

А потом все это повторялось и повторялось, и он потерял счет времени и перестал слышать женский крик. Словно вошел в новый режим существования сознания, как стайер, пробежавший несколько часов и поставивший себя на автопилот.

Чтобы выжить, старался освободить голову от мыслей и прогнозов, сделать ее легкой, как воздушный шарик, но не получалось. Может быть, их интересовала его прежняя поездка в Намибию — колонию ЮАР?

В клубе для белых ему в первый же день объяснили, что в Намибии добывается уран, обогащенный на восемьдесят процентов. И весь отправляется в Америку.

Конечно, это изумило Отто, ведь официально США, Англия и другие западные страны объявили ЮАР и ее колониям экономический бойкот. Может быть, он показался этим контрразведчикам немецким журналистом, решившим предать эту тему гласности?

Может быть, их интересовало, зачем он только что объехал приграничные прифронтовые государства — Замбию, Ботсвану и Малави? Но ведь он не ввозил туда ничего, кроме машин-химчисток. И то совсем немного.

Эти страны вроде бы помогали боровшемуся с апартеидом Южно-Африканскому конгрессу, но все равно экономикой в них заправляли юаровцы. Алмазные копи в Ботсване, например, находились в руках «Де Бирс».

Может быть, кто-то написал донос, что он осуждает апартеид и сегрегацию? Что его возмущают уличные скамейки с надписью «Только для белых», магазины и рестораны только для белых? Или то, что черные в шесть вечера уезжают в свои гетто, а иначе рискуют жизнью?