— Может быть, вы не знаете и этого мужчину?
Отто посмотрел на фотографию и мгновенно, так что Бродерик не успел среагировать, перевернул ее. На обороте фото была подпись «А. М. Kozlov». Бродерик хотел опередить его, но не успел и заорал:
— Полковник Глой, почему арестованный не в наручниках?
— Но вы сами приказали… — развел руками Глой.
— Вы идиот, Глой! — еще громче заорал Бродерик и треснул кулаком по столу так, как, видимо, хотел бы треснуть по физиономии Отто или Глоя.
После этого вскочил, прошелся по кабинету, приблизился к Отто, наклонился и с ненавистью заглянул в глаза:
— Ну, что вы скажете теперь? Молчать дальше нет смысла!
— Согласен, — кивнул Отто. — Я — советский офицер, советский разведчик Алексей Козлов. Это вы как-то узнали, но больше не узнаете ничего, что бы вы со мной ни делали.
И превратился в Алексея Козлова, о чем долгие годы не давал себе права даже подумать.
— Вы нас недооцениваете, господин Козлов! Для нас это дело чести! — Бродерик посмотрел на него, как альпинист на вершину, которую решил покорить, чего бы ему это ни стоило, и закричал: — Охрана! Увести!
Было понятно, что они с Глоем безумно обрадовались, но при этом растерялись так сильно, что не понимали, как допрашивать дальше.
Алексей семенил по коридору, гремя кандалами, получая тычки от охранников, и думал, что теперь будет полегче. Он по крайней мере сможет быть самим собой… если еще не забыл, как это делается.
Стать самим собой в подобной ситуации было важно потому, что из всех инструментов восстановления у него оставалась только память. Готовя в нелегалы, его учили многому, в том числе и тому, что лучшей психотерапией является восстановление в памяти эпизодов собственной биографии и выстраивания их по порядку.
Но откуда у Бродерика и Глоя его фотография в молодости? Откуда известно, что он Алексей Козлов? Ведь у него не было ни одного прокола!
Он детально помнит, как приехал в Камерино, как пил мятный ликер и болтал с неграмотным Антонио, влюбленным в «русскую Татьяну» из кинофильма «Из России с любовью».
Как дошел до развалин церкви, сфотографировал их, пошел внутрь, присел на груду кирпичей, вытряхнул из ботинка камешек, протянул руку вниз, ощутил шероховатость камня и гладкость маленького контейнера с шифровкой. Поставить камеру, способную зафиксировать его руку, тянущуюся под кирпичи, нереально.
Тогда, выйдя из церкви, он обошел церковный двор сзади, достал из кармана кусочек мела и сделал внизу стены метку, после чего выбросил мел. Этого тоже не мог видеть никто, вокруг не было ни души, а метка не выделялась среди трещин стены.
Шифровку он уничтожил по инструкции. Задание предполагало поиск иголки в стоге сена. И он решил начать с Малави, потому что в Блантайре все белые были сконцентрированы в одном месте, и пропускать их через фильтр беседы было проще, чем в ЮАР.
Тиана оказалась седьмой, отреагировавшей на наживку разговора о ядерном оружии. То, что она была женщиной, облегчало задачу — Алексей умел влюбить в себя женщину. Но то, что она была вдовой после катастрофы, усложняло задачу, потому что Алексей не знал, что делать после того, как влюбил ее в себя.
По типу Тиана была хрупкой и трогательной, а ему нравились более витальные женщины. Алексея раздражало, что, пройдя через горнило западной феминисткой революции, она вернулась на родину кисейной барышней.
Наверное, из-за сходства имен невольно сравнивал ее с покойной женой Татьяной, фотография которой загадочным образом оказалась у разведки ЮАР. Татьяна, конечно, была профессионально подготовленной разведчицей-нелегалкой, но и до подготовки она была иной по сути. Не просто «коня на скаку остановит», а человеком, отвечающим за свою судьбу и судьбу близких до последнего вздоха, не домашней курицей, вешающейся на мужчину вместе со своими проблемами. Кроме того, Тиана была отвратительной расисткой, а Алексей ненавидел расистов.
Итак, знакомство с Тианой, ее дернувшееся лицо посреди беседы о ядерной бомбе задолго до дня, когда в клуб ворвались повстанцы. Потом Алексей, точнее, Отто, швырнул ее за барную стойку и закрыл собственным телом.
Приковать ее внимание к себе между первым и вторым было делом техники, тем более что Тиана выглядела, как женщина «на охоте», и реагировала на любой восхищенный взгляд. Такие женщины теряют голову после двух букетов и двух часов выслушивания их болтовни с сочувствующим лицом.
Алкоголик Уго? Но он никак не мог распознать в Отто разведчика и настолько навязчиво хвастался ратными подвигами, что мог быть кем угодно, кроме осведомителя. Да и денежная работа у Отто была нужна ему позарез.
Старый Джон? Ни в коем случае. Джон полюбил Отто, как сына, и был в ужасе от его ареста. Дружба с Джоном началась после того, как в рассуждениях о филателии тот намекнул, что в прошлом был связан с секретными службами.
Фотография мужа Тианы, наблюдающего вместе с коллегой ядерный гриб, согнутая пополам. Почему ее оставили при обыске? Элементарно: обыскивающим было не по чину знать, что именно они ищут, им велели забрать подозрительные бумаги и документы. А кому придет в голову, что человек повесит главный секретный документ на стене в гостиной?
И нет в этом никакого сумасшествия, ведь ядерные испытания в Пелиндабе стали звездными часами Гидона Крамера, и с его стороны было совершенно естественно вывесить фотографию с них напротив «Расщепления атома» Сальвадора Дали, чтобы утереть сюрреалисту нос.
В тот вечер, когда Тиана встретила Отто в распахнутом халате, а походу на джазовый концерт помешал приступ головной боли, пришлось дать ей две таблетки снотворного, чтобы, вернувшись с букетом, переснять фото со стены. А заодно и все фотки Гидона со дня рождения в семейном альбоме.
Отто знал свойства этого снотворного препарата — двумя таблетками можно было повалить спать слона. Тиана не могла ничего видеть и слышать, а камер в доме не было, Отто проверил.
Потом Джон обмолвился, что коллеги его старого друга ловили насекомых и птиц на юге Африки в зоне высокой радиации и исследовали их реакцию на радиацию. Отто зацепился за то, что у друга крокодилья ферма, что никогда не ел мясо крокодила, и уговорил наведаться к старому другу.
Но военный врач Уинстон оказался крепким орешком и не стал разглагольствовать на опасные темы с первым встречным-поперечным. Так что ловили и жарили крокодила совершенно напрасно.
Самый серьезный прокол — поездка к колдуну. Отто не предполагал, что тот так просто выведет его на чистую воду. Но вряд ли этот Вуусани сотрудничал со спецслужбами, он жил в параллельном им мире.
Нелепая гибель Уго тем более не могла быть связанной с Отто. Никто в этой свалке не видел, что из бумажника военного пилота исчезли фотографии, на которых Уго Ластман позировал на фоне ядерного гриба, улыбаясь, как на американской рекламе зубной пасты.