— Его архив закрыт и почему-то принадлежит Виктору Шкловскому. Но я договорился о встрече.
Встреча не принесла результатов. Иванкин рассказал об идее фильма, «главный литературовед СССР» Шкловский поморщился:
— Вы и ваша сценаристка слишком молоды, чтобы снимать кино об Олеше! По этой причине я не дам разрешения на использование архивных материалов…
Иванкин пошел жаловаться на Шкловского вдове Юрия Карловича Олеши — Ольге Густавовне Суок-Олеше.
Она удивилась:
— Почему он так говорит? Ведь Юрочке было именно двадцать пять, когда он написал свои лучшие вещи!
Последнее слово все-таки осталось за Шкловским, и он перекрыл доступ к архиву. Мы написали несколько заявок на фильм, но их даже не рассматривали. Видимо, Шкловский включил административный ресурс, что позволял его тогдашний статус.
Иванкин, как всякий режиссер, не мог долго быть влюбленным в одну идею, быстро заболел новой и умчался от Олеши в сторону фильмов о спорте. А я зависла на теме, начала потихоньку собирать материалы об Олеше, вытаскивать информацию из открытой части архива ЦГАЛИ, встречаться с современниками, шифровать строчки и сверять даты.
А потом написала пьесу «Завистник» о Юрии Карловиче Олеше. Писала, когда дети спали днем, лежа на ковре в коридоре. Развозила кроватки по разным комнатам, чтобы успеть допрыгнуть до заплакавшего, прежде чем он разбудит второго. Кстати, Олеша тоже писал «Трех Толстяков» лежа на полу. Бумаги не было, он писал на старых обоях, а их невозможно раскатать на письменном столе.
Позже, когда опубликовали часть его наследия, я услышала от «олешеведов» байку, якобы Виктор Шкловский выбросил мешок рукописей Олеши в Москву-реку возле писательского дома в Лаврушинском переулке. Представила, как они плыли и какую метафору этой мизансцене придумал бы Юрий Карлович, глядя с небес. Он ведь писал: «…Целый ящик рукописей. Грязные, испачканные в чужих квартирах, в скитаниях листы. Пачки, перевязанные грубыми веревками, чуть ли не подтяжками. Жаль себя. Я хороший художник. Иногда отдельные места ослепляют блеском…»
А еще узнала от современников, что Виктор Шкловский страшно переживал, когда полуспившийся Олеша приходил к его жене Серафиме Суок — бывшей первой жене Олеши и сестре его нынешней жены Ольги Суок. Серафима болтала с Олешей, закрывшись в комнате, и вручала на прощание крупную купюру, которую он брал с брезгливым выражением лица.
Шкловский страдал в путах этого перекрестного опыления, ревновал Олешу и к вздорной жене, и к литературе. Он тоже хотел написать что-то вроде неувядающих «Трех Толстяков», но бог не дал таланта.
К тому же даже в сохранившихся рукописях Олеши оказалась такая махровая антисоветчина, что выхлопотавший к этому времени Государственную премию СССР Шкловский опасался их размораживать. Понимал, что мы с Иванкиным в силу молодости и непуганности вытащим на свет все, что он не решился утопить в Москве-реке. Впрочем, мог просто иметь и прямую инструкцию КГБ.
В архиве Олеши я когда-то нашла анекдот времени спасения челюскинцев. Встречаются два чиновника, и один спрашивает другого: «Слышали, Отто Юльевича Шмидта сняли со льдины?» Второй удивленно спрашивает: «Что вы говорите? А кого назначили?»
Этот анекдот касается второго случая, когда Иванкин заставил меня делать главным героем мужчину.
Больше чем через тридцать лет после истории с Олешей он позвонил со знакомой интонацией:
— Мань, есть дело! Надо немедленно встретиться!
Иванкин уже был классиком документального кино и пожил в немыслимом количестве стран. А, появившись в моей кухне, заявил с совершенно не изменившейся интонацией:
— Ты должна все бросить и немедленно сесть за сценарий про писательницу Зою Воскресенскую, которая была великой разведчицей!
— Ты б по телефону предупредил, я б сразу ответила, что ненавижу писать для кино, что про разведчиц и разведчиков мне неинтересно и некогда, я заканчиваю роман… И вообще, почему ты решил прийти с этим ко мне?
Иванкин хитренько посмотрел на меня:
— Я приму отказ без обид, но только после того, как ты узнаешь, что… — И через мхатовскую паузу добавил: — Она была воспитанницей Александры Коллонтай!
…Я написала сценарий о писательнице Зое Воскресенской — первой женщине — полковнике разведки в мире Зое Рыбкиной, работавшей под прикрытием первой женщины-посла в мире Александры Коллонтай.
Отношусь к авторам-занудам и не могу написать ни строчки, пока не узнаю всех подробностей времени и места происходящих событий. Сотрудники Пресс-бюро СВР передали мне кучу материалов по рассекреченным периодам ее работы. Помогали, разъясняли, ловили в тексте исторические и технологические промахи.
Консультант — легендарный Иосиф Линдер — посвятил меня в кучу нюансов. А для написания трех сцен со стрельбой и дракой (большая часть которых не вошла в фильм), дал возможность «войти в роль» с боевым, хотя и незаряженным, оружием в руках. И пошагово понять, какими приемами самозащиты пользуется разведчик-нелегал данной конкретной школы для ликвидации противника. Это помогло избежать литературной клюквы.
Забавно, что архив писателя Олеши в конце восьмидесятых оказался закрытым наглухо, а архив разведчицы Воскресенской-Рыбкиной оказался доступен за исключением спецопераций, время секретности которых еще не истекло. Для меня это важный знак того, что последние тридцать лет развернули страну ровно на 180 градусов.
* * *
И вот на очередной встрече Иванкин снова сказал:
— Мань, а теперь ты должна написать сценарий об Алексее Козлове!
— Во-первых, кто это? — удивилась я. — Во-вторых, ты же знаешь, мне не интересно писать о мужиках!
— Алексей Козлов — икона современной разведки. Вижу, что хочешь отказаться. И приму отказ без обид, но только после того, как ты прочитаешь материалы о нем и познакомишься…
Понятно, что после встречи с Алексеем Михайловичем Козловым, я сказала «да», хотя прекрасно понимала — способность обаять собеседника входит в профессию разведчика-нелегала как первая составляющая.
Но я никогда не была в Африке и «не чувствовала ее на вкус». Пришлось уговорить мужа — Шумита Датта Гупту — стать соавтором. Во-первых, в ЮАР начинал свою карьеру Ганди, и «гандиана» в индийских школах проходила с интенсивностью «ленинианы» в наших. Во-вторых, во всех африканских государствах мощнейшие индийские диаспоры, и ЮАР ощущается в Индии примерно как у нас Украина. В-третьих, знаменитые родственники мужа — герои борьбы с британской колонизацией, и тема апартеида, воспринимающаяся мною как экзотика, понятна на генетическом уровне.
У Шумита это первый опыт литературной работы на русском языке, он всю жизнь писал по-английски. И мы чуть не развелись, пока писали сценарий, потому что смотрели на материал с разных географических и исторических точек планеты. За бортом сценария фильма «Испытание смертью» — снятого режиссером Владимиром Нахабцевым на студии «Артель» с Олегом Тактаровым в главной роли — осталось столько материала, что мы решили написать эту книгу.