Я подозреваю, что при наличии тюрьмы для слонов и обезьян индийскому правосудию совсем не сложно открыть тюрьму для муравьев... значительно проще, чем больницу без муравьев.
В Индии, кстати, существует специализированная клиника для змей, которых часто мучают и наказывают заклинатели. Так что больных змей здесь внимательно выхаживают за государственный счет и отпускают после этого в джунгли. В отличие от людей змеи – посланники богов, и их больничные палаты тщательно охраняются от муравьев.
Я собрала последние силы и зажгла свет, достала пакет с таблетками и засунула в рот лошадиную дозу двух лекарств из экстремального походного набора, решив, что лучше быстро и деловито умереть от передозировки, чем медленно и мучительно от местного сервиса.
Запить их было нечем, последний глоток неопасной воды ушел на чистку зубов. Из угла раздалось копошение: ящерица технично жрала кого-то черного, хрустящего и сопротивляющегося. В момент, когда вы пытаетесь прожевать насухую таблетки до того, как у вас начнется рвота, это самая жизнеутверждающая картинка...
Я умею мобилизоваться в экстремальной ситуации, что делает меня незаменимым работником во время политических выборов. Перебрав в голове все имеющиеся ресурсы, я набрала полную ванну – в ней работал только горячий кран, мужественно разбавляя ее ковшом из раковины, в которой работал только холодный кран, и улеглась в нее почти до утра, вспоминая все восстановительные медитации.
Если вы умеете строить отношения с водой, то она делает чудеса. На самом деле достаточно договориться с ней как с великой стихией о взаимодействии и помощи. Этому меня подробно учили духовные учителя в юности.
В ванной было время подумать о сати... Наряду со сжиганием вдов до начала XIX века у некоторых каст в Индии существовала и традиция их закапывания заживо. В яме на берегу Ганга расстилали новое сукно и клали на него труп. После совершения некоторых ритуалов туда опускалась вдова в новом платье и с выкрашенными хной ногами.
Она садилась и клала голову мертвеца к себе на колени. Напротив ставилась зажженная лампада, родственники ходили кругами вокруг ямы, призывая Вишну, и бросали вниз куски сандала, серебряные монеты, еду...
Сын жертвы начинал осторожно засыпать яму землей, стараясь, чтобы она не касалась головы матери. Когда земля покрывала ее до плеч, разом наваливали кучу земли и мгновенно утаптывали ее. Сверху ставили лампаду, клали рис и творог и торжественно удалялись. В некоторых провинциях, когда земля засыпала несчастную по плечи, ей давали чашу с ядом или брахманы ловко удавливали ее.
Обычай отправлять на тот свет бедных женщин воспринимался обществом как огромная честь для всего рода. Знакомясь, люди хвастливо представлялись как родственники сожженной. Сати могла совершить не только вдова, но помолвленная девушка в случае смерти нареченного.
А недавно в Индии во время совершения похоронного обряда в костер бросился пятидесятилетний муж покойной. Он скончался в больнице от ожогов... это единственный в истории случай мужского сати.
Как надо вывернуть психику, чтобы молодая девушка, цветущая мать или полная сил пожилая женщина добровольно восходила на костер? Что надо твердить ей со дня рождения, чтобы приучить ее к мысли, что однажды она станет человеческой жертвой во имя авторитета семьи? Как надо обесценить в ее голове и сердце не только ее собственную жизнь, но и благополучие ее будущих сирот?
Сегодня любой вменяемый российский человек с напряжением ждет, когда РПЦ публично покается в сотрудничестве с тоталитарным режимом, в реакционной позиции в области прав человека, в сомнительных стратегиях своего финансового благополучия.
Скоро ли придет час, когда женщины Индии потребуют публичного покаяния у кровожадных брахманов, подделавших первоисточники и устроивших в стране женский геноцид? Индия решила снова стать великой страной? Но ведь именно Вивекананда предупреждал человечество: «Еще не стала великой ни одна страна, которая презирает женщину...»
...Утром, когда мобильный заорал мелодию будильника, я была более-менее адекватна, хотя и покачивалась от слабости. Ящерицы не было... никогда не пойму, откуда она пришла в герметичный номер и куда ушла. В окне за небольшим полем сухой глины две индийские семьи начинали день.
Одна завтракала за столом в саду, прислуга меняла на столе отражающие солнце серебряные или металлические тарелки. Другая семья просыпалась перед этим домом на асфальте, причесывалась, умывалась из бутылки, взбадривалась. Мама постелила на земле шарф и положила на него что-то хлебное и несколько бананов. Дети валяли дурака и там, и там... В Индии все очень добры к детям.
Мне не хотелось грузить компанию своими проблемами, проблемных в ней и без меня было много. Я спустилась к завтраку. Ресторан был так себе, есть было страшно. Но когда официант попытался принести мне некипяченой воды для чая, я посмотрела на него взглядом профессионального убийцы и рявкнула: «Быстро!»
Он полетел за кипятком как мотылек и таки принес его. Телефон неожиданно заработал, от Шумита пришла эсэмэска: «Сейчас ты увидишь павлинов!» Я не стала отвечать, что у меня больше оснований ожидать «мальчиков кровавых в глазах», чем павлинов...
За завтраком Ранжана выглядела такой усталой, что жаловаться ей на слабость было стыдно. Я сказала, что провела ночь в компании ящерицы, бегающей на двух ногах.
Ранжана засмеялась:
– А какого она была цвета?
– Терракотового...
– А ковер у тебя в номере какой?
– Ковер? Тоже терракотовый...
– И как ты думаешь, кто был у тебя в номере?
– Не знаю...
– Это был хамелеон! Где ты видела ящериц, бегающих на двух ногах?
Счастье, что я узнала об этом утром. За всю предыдущую жизнь я не видела ни одного живого хамелеона. И совершенно не представляла, насколько опасно или не опасно ночевать с ним в одной комнате.
Мы выехали из гостиницы. И тут словно взошло солнце, хотя оно взошло много часов тому назад. По группе крови я «законченная москвичка», при том что родилась в городе Муроме окнами «генеральского дома» на Оку, потому что в 1950 году отца, как преподавателя в погонах, послали туда преподавать марксистскую философию. В год меня увезли в Москву.
Поскольку вода имеет доказанные наукой свойства запоминать информацию, а человек почти на девяносто процентов состоит из воды, то клеточно он запоминает место рождения и, находясь на родине, испытывает «химический» оргазм. Я поняла это, стоя возле дома своего рождения через сорок лет после отъезда из него...
При этом я до остервенения люблю и чувствую Москву. С таким интересом, как за Москвой, я могу наблюдать только за собственными детьми. И меня потрясают москвичи, годами живущие в берлоге своего спального района.
Когда едешь по центру на машине, кажется, что жизнь проходит мимо, хочется выскочить, идти пешком и здороваться с каждым домом. Москва для меня главное место мира, все остальное кажется провинцией. Однако это не мешало мне считать самым эстетичным городом планеты Барселону... ровно до той секунды, пока мы не выехали утром в Джайпур.