– И вы не сумели прочитать, что перед первыми сиденьями натянута ленточка и висит табличка? – грозно продолжила Лера.
– А почему вы разговариваете со мной таким тоном? Кто вообще дал вам право задавать мне вопросы? Не забывайтесь, вы только обслуживающий персонал! – начала наступать на нее Даша. – Там была какая-то бумажонка, я ее выбросила…
– А вы не видели, что на этой бумажонке написано «Места дирекции фестиваля» на английском, который вы якобы знаете в совершенстве? – Лера уперла руки в боки и повысила голос; она тоже прожила в Италии пятнадцать лет, и ей было совсем не трудно противостоять Дашиному эмигрантскому хамству.
– Дина, почему у тебя на фестивале обслуживающий персонал хамит вип-персонам? – развернула Даша могучий корпус на Дину, поняв, что Леру не возьмешь голыми руками.
– На фестивале обслуживающий персонал – это я, дирекция – это тоже я. А вип-персоны здесь – деятели культуры. Но если ты считаешь, что ты дирекция, то садись на первые места и управляй фестивалем! А если ты считаешь, что ты вип-персона, расскажи, какое кино ты сняла! А если нет, садись в автобус, потому что тебя ждут шестьдесят человек! Или иди молиться в уединенном месте! – выдохнула Дина. – Товарищи, побыстрее садимся в автобус! Мы можем не успеть, никто не будет ради нас держать Национальный музей открытым несколько часов после его закрытия!
И народ ломанулся в автобус, не дожидаясь конца разборки. Даша застыла с оскорбленным видом, мучительно выбирая между демонстративным отказом ехать в Реджио Калабрия и соблазном накупить шмоток, и без того давно не помещающихся в ее шкафах.
Второе, конечно, взяло верх. Она с обреченным видом вплыла в автобус и заняла последнее сиденье недалеко от Ольги.
– И последние станут первыми… и первые станут последними, – съязвил Шиковский, и автобус наконец поехал навстречу шопингу и Национальному музею.
– Вета, тебе зачем в Реджио? У тебя уже есть дольчегаббана с вырезом до ануса. – зацепила Вету языкатая Лиза Золотова. – Ты уже соблазнила толстого Медичи, а лучше здесь все равно никого нет. После Ингиного соло на открытии мафия объезжает отель за километр.
– Лиз, ты че? Там марки прямо от производителя. В сто раз дешевле! И еще я хочу купить их натуральную косметику, только название забыла! Такие желтые тюбики! – предвкушала Вета.
Место возле Ольги было свободно. И конечно, ей хотелось, чтобы на него сел Руслан Адамов. Собственно, всем хотелось, чтобы он сел возле них, не потому, что он был известный, гениальный, живой классик, а потому, что поле у него было нежное и мягкое, как ночное теплое море.
Он был типичный чеховский интеллигент с немного растерянными раскосыми глазами и вечной черной трубкой во рту, которую в Италии разрешали курить в очень ограниченном количестве мест. Руслан Адамов стоял возле водителя и что-то объяснял Дине. Ольга начала махать рукой изо всех сил, и он дошел до конца автобуса и сел рядом.
– А вам зачем шопинг? Вы разве не выше этого? – спросила Ольга.
– Я – ниже. Ужасный тряпочник! Тем более в Италии – здесь много интересных вещей, – пожал он плечами. – А вы ведь тоже не выше?
– Дочка просила сарафанчиков и сумок. Дитя неразумное… Лично я не запоминаю марки одежды, мои ценности сформировались до того, как это стало важно.
– Завидую… – пошутил Руслан Адамов. – А мои – до того, как все это стали отшивать в Китае.
– А вот я – профессиональный покупатель! – зависла над ними Даша с самого последнего сиденья. – Меня именно поэтому так унизило поведение итальяшки. Вы не знаете, как это поставлено у нас, на Западе. Не для туристов, для местных. Это – целая религия!
Ольга почему-то вспомнила, как на день рождения Даша подарила ей очень красивые бусы, из разных камней. Даша подчеркнула, что камни натуральные. Ольга не представляла, сколько такие могут стоить, комплексовала, что не знает, с чем пойти на ее день рождения, и нашла дорогущие бусы в ответ.
Через год с жемчужин подаренных Дашей бус чешуйками полезла краска. И дочка хохотала на Ольгино удивление:
– Мать, ну до каких лет можно быть лохушкой? Эти люди дорогие подарки дарят только своим! Тем, кто ездит на таких же автомобилях, как они! И тем, кто своровал столько же, сколько они! Вот если бы ты через свою контору откаты гнала, ты была бы для них своя! А так ты для них романтичная маргиналка!
Руслан Адамов спросил:
– Ольга, я так и не понял, вы эколог или «зеленая»?
– Да я и сама не поняла. Но, учитывая, что в России нет ни тех ни других, я, как говорит моя дочка, «романтичная маргиналка»…
– И за это нынче платят?
– Немножко платят.
– А вот у нас партия есть «зеленых». Вы с ними как?
– Да никак. Пыталась сотрудничать. Но там политическая прачечная. А я хочу быть причастной к отмыву рек, а не к отмыву денег. Очень старомодна, – засмеялась она.
– Но ведь все в России что-то отмывают, – нависая сверху, напомнила Даша.
– Не все. Вот мы с Русланом ничего не отмываем. У нас все и так чисто! – засмеялась Ольга. – Я знаю еще миллионы таких же людей…
– А я таких не знаю, – обиженно ответила Даша.
– Надо почаще выезжать с Рублевки, – хмыкнула Ольга.
Автобус летел мимо сказочных пейзажей и щебетал, как клетка с пестрыми попугайчиками, периодически замолкая в неосвещенных туннелях, идущих сквозь горы, словно на клетку ненадолго набрасывали тряпку.
Андрей Николаев привычно разливал по пластмассовым стаканчикам вискарь, возле него Егор Золотов рассказывал о мафии, Лиза заливисто хохотала над бородатым анекдотом, падая белокурыми лохмами на могучее мужнино плечо.
А он большущей немолодой рукой трепал ее за эти лохмы. Золотовы выглядели самой завидной парочкой фестиваля, хотя было понятно, что в семейном анамнезе у них накопилось всякое. Но они сохранили брак, как устойчивый, живой, добрый организм, дополняя друг друга, как инь и янь.
Лизина то искренняя, то фальшивая хохотучесть брызгами шампанского взлетала над прочным плечом Егора, делая пространство вокруг них праздничным.
У Дины был молодой муж. Они тоже дополняли друг друга, но по иной схеме. Она была жена-мама, но шикарно выглядела и изящно строила брак, так что они выглядели добротной парой, а не теткой с молодчиком.
Делали фестиваль в четыре руки, и муж, не выходя на первый план, тактично подхватывал падающий кусок работы. Руководителя фестиваля, как короля, играет свита, и муж так легко, радостно выталкивал Дину на первый план и так светился, когда она стояла на сцене, что было видно, как он ее любит.
У Ольги в семье с этим был напряг. После девяносто первого года ей лучше удавалась карьера. Муж комплексовал от того, что он не первый и что меньше зарабатывает. Это вынуждало Ольгу изображать душечку и, как всякое вранье, отнимало уйму сил и мешало развиваться.