– Почему эти кошелки так падки на искусство? Зачем они прутся на фестивали? Богатые должны заниматься благотворительностью, а не искусством! Для искусства нужны мозги и вкус, а это не продается! – бубнил Ольге Бабушкин, играя музыку «Битлз».
– А для благотворительности нужно сердце! А оно тем более не продается! – тихо откликнулась Ольга.
– Я вижу, что вам нравится Картонов! Вы делаете на него стойку! Объясните мне почему? Он же пустышка! Или он, по-вашему, мачо? Да? – злобно спросил Бабушкин.
– Игорь, щеки расслабьте! А то у вас выражение лица как у ротвейлера, перед тем как он кидается, – шепнула Ольга.
– А что вы хотите, если мне весь месяц идет не та карта?.. Конечно, как у ротвейлера, если везде шулеры, везде!
– Максимыч, чин-чин! – кричала Олеся пугливому Массимо, прижимаясь к нему бедром в кожаной юбочке.
Даша подошла к Картонову и что-то обиженно выговаривала ему, Галя Упырева ругала бармена за плохо приготовленный свежевыжатый сок, Вета пританцовывала перед Андреем Николаевым. Борюсик мрачно курил одну за одной и напряженно поглядывал в сторону Бабушкина.
Ванька-дворянин подошел к Ольге, угостил конфетой и пожаловался:
– Васька Картонов обещал, что будем на пляже валяться, а сам таскает и таскает меня по хатам. Я уже на их макароны смотреть не могу! Оль, у тебя с собой нет никаких дисков с нормальным кино?
– Вань, ну какие диски, мы же на кинофестиваль приехали.
– Это все не мое. Я «Звездные войны» в киоске видел, но, блин, на итальянском или на английском. Для людей ваще ничего!
– Не горюй, всего два дня осталось, – утешила его Ольга и пошла спать.
У лифта ее перехватили Голубевы. Жена отчаянно сказала:
– Мы так волнуемся за дедушку…
Так к нему прикипели!
– Все будет хорошо! – кивнула Ольга. – Спокойной ночи!
Из постели написала своим эсэмэс: «была на улице бутиков купила всякой дряни». Муж ответил: «мне нужны летние босоножки». Дочь ответила: «купила себе новый плащ?» Сын ответил: «планету погубит общество потребления».
Ольга была нережимный и несистемный человек. Муж был режимный, ему было сложнее обогнуть перемены в стране, он ждал команды и готов был выполнять ее лучше всех.
Дети были пополам. Дочка – режимная, сын – богема. Жизнь дочери раздражала Ольгу, жизнь сына раздражала мужа, он любил заявить, что из парня ничего не получится. Словно из него самого получилось что-то необыкновенное…
Экскурсия в Джераче. Просмотры игровых и документальных фильмов. Ворк-шоп лучшего комедиографа современности Игоря Бабушкина.
Из расписания фестиваля
Сразу после завтрака отправлялись на экскурсию в Джераче. В автобусе Андрей Николаев с Егором Золотовым, как обычно, то совершали «чин-чин», то тушили «сушняк» спонсорской водой «Свежачок».
Наташа с Печориной позади Ольги возмущенно обсуждали, что вчера Олеся украла у Андрея Николаева в баре ключ и пообещала отдать только в обмен на половой акт.
Увы, южный итальянский сервис не предполагает сразу двух ключей. Парень на рецепшене страшно удивился просьбе о вскрытии номера. И назидательно объяснил, что у горничных свои ключи – запертые их ключом в их комнате; а вскрывающий двери специалист давно спит в соседней деревне. Он недавно женился, и вытаскивать человека по такому пустяку из объятий молодой жены неловко.
Понимая, что Джакопо тоже уже спит в объятиях старой жены или молодой Леры, а выше него только господь бог, Николаев прибился к «семейному» номеру Квирикяна. Там на ковре и обнаружил себя утром.
Лиза Золотова, хохоча, рассказала, как женское сообщество третировало вчера итальянских медиков и обещало неделю митинговать под окнами, пока не выпишут Сулейманова. А потом немножко починчинилось и стало орать возле больницы:
– Сулейманов – ты лучший! Россия, вперед!
По этому поводу, естественно, приехала полиция и попросила вести себя умереннее. Слава богу, что это были не карабинеры, они бы без дискуссий отволокли патриоток в участок.
– Здесь почти все врачи в черных очках, как мафиози! Как они больных-то видят? – удивлялась Лиза, отбрасывая буйные белокурые кудри с лица и шеи.
– Они черные очки носят в дождь и снег. Каждый сезон – новые коллекции, – пояснила Вета. – Мужики в очках, бабы – сапогах. Они так изображают загадочность. Мол, глаза у меня не наглые, а загадочные! Ноги у меня не кривые, а в сапогах!
Дина за вчерашнюю ночь умоталась так, что всю дорогу спала на плече молодого мужа. Вета красила ногти, приклеивала к ним гламурные блестяшки и взвизгивала на поворотах. Шиковский травил театральные байки, Квирикян подробно объяснял Куколке, кто такой Эйзеншейн. Восстановившая статус Инга рассказывала Руслану Адамову о новых технологиях в операциях на сердце. Олеся жаловалась Голубевым на качество утренней пасты с морепродуктами и отсутствие достойных половых партнеров.
– А между прочим, Дашу с Картоновым, Бабушкиным и Борюсиком опять пригласили на очень крутой прием, – похвасталась Галя Упырева. – И они пренебрегли поездкой в Джераче. Звали меня с собой, но я слишком люблю бергамот…
Как Дашиной придворной даме, ей нравилось демонстрировать Наташе, что сестра пользуется большим успехом. Одномерной Гале не приходило голову, что Наташа, даже в условиях военных действий, гордится Дашиными успехами.
– Не удивлюсь, если за отношениями Даши и Картонова стоит романтическая тема, – добавила Галя, чтобы раззадорить компанию.
– Геронтологическая… – прыснула Вета.
– Почему геронтологическая? – обиделась Наташа. – Я всего на год моложе сестры и при этом являюсь одной из самых завидных невест Европы!
Все замерли в ожидании бестактности в ответ. Наташа, в свои отчетливые шестьдесят, была в очередном полупрозрачном платье, усыпанном жемчугами, как костюм Снегурочки. Короче, выглядела как полная идиотка.
– О, я уже вижу эти хищные лапы альфонса, переписывающие Наташину собственность на себя и топящего ее в джакузи! – довольно громко начал Андрей Николаев.
– Шарикову больше не наливать! – оборвал его Шиковский.
– Как говорил Никита Богословский: «Умной женщине столько лет, сколько на самом деле!» Меня полюбят за мои человеческие качества и культурный уровень, а не за мои деньги, – обиделась Наташа.
Повисла пауза. Человеческих качеств, более заметных, чем недвижимость, Наташа в своем приданом не обнаруживала. Что касается культурного уровня, то, как и Даша, топила «одиночество в культуре», как топят его в водке. И точно как Даша, не имела в этой области ни систематических знаний, ни сформированного вкуса.
Слово «культура» было для сестер таким же брендом, как фирменная одежда. И их совершенно не волновало, отшит этот бренд в ателье Парижа или в подвале Шанхая. Бренд не нес никакой нагрузки, кроме информационной. Он означал – «мы в шоколаде».