Веня расстраивался и шел к гадалке. За тысячу рублей гадалка говорила ему ровно то, что ему хотелось услышать. И он запальчиво говорил мне:
– Был вчера у гадалки. Сказала, что у Беби никого нет!
Я пожимала плечами и советовала:
– Оставь девку в покое, она каждый раз после тебя болеет, ты ее так инвалидом сделаешь!
Но в эту сторону Веня думать не мог. Ему больше нравилась версия того, как его бывшая зазноба ходит по ведьмам и колдунам, наводя на него и Беби черную порчу.
Я устало спрашивала:
– Вспомни, как ты с Беби познакомился!
И Веня прилежно излагал:
– Беби была девушкой моего друга Туркина. Туркин ездил к ней трахаться по понедельникам. По средам и пятницам к ней ездил за тем же ее женатый бойфренд. Однажды Туркин с похмелья перепутал и приехал не в свой день. Тут нарисовался женатый бойфренд, начал ломиться в дверь. Туркин смекнул, что за развнедельный секс рисковать башкой не стоит, связал простыни и вылез в окно. И позвонил мне. Я приехал с пушкой, навешал бойфренду, она бросилась мне на шею.
Я устало спрашивала:
– И куда, по-твоему, теперь делся женатый бойфренд?
Веня выпрямлял плечи:
– Да он меня боится.
Я заходила с другого угла:
– То есть раньше она занималась сексом раз в неделю с Туркиным, два раза в неделю с бойфрендом, а теперь ни разу ни с тобой, ни с кем другим?
Веня сутулил плечи:
– Но ведь гадалка сказала…
Дальше он пугался прозрачности темы и перескакивал на следующую. Правда, ровно через неделю снова просил меня объяснить, что происходит с Беби.
Беби было легко понять. Она дольше и подробней меня слушала Венины монологи про героическое прошлое и многообещающее будущее. С трудом видела себя во втором, хотя отчетливо представлялась как невеста и совершенно бесхитростно решала за это материальные проблемы.
Однажды Веня сообщил, что был на очередной поимке наркокурьера, трое суток шагал, трое суток не спал. Это, однако, не отменяло деловых встреч по автопробегу, а жара была градусов пятьдесят. Выкурив после встреч две пачки сигарет и выпив десять чашек кофе, Веня, естественно, поплыл. Выражалось это в том, что он начал умирать посреди дороги в его дом, куда я корыстно ехала, чтобы поваляться в ванне по причине летнего отключения горячей воды в моей собственной.
Представьте себе сорокалетнего несвежего мужчину, который бледнеет лицом, прижимает машину к тротуару и голосом, которым сообщают последнюю волю, говорит:
– Не бойся, я сейчас немного полежу и отойду…
При этом не комментирует, куда именно отойдет, «туда» или «сюда». Затем откидывает сиденье назад и лежит, закрыв глаза, с опрокинутым лицом. У меня за плечами большая школа жизни. Мой первый муж, когда хотел поставить меня на уши, ложился и умирал так убедительно, что постепенно я начала отдавать должное педагогам, которые его обучали актерскому мастерству сначала на отделении музыкальной комедии, потом на отделении вокала. Мой второй муж обожал довести дело до температуры сорок, смотреть на меня из-под ресниц томным прощающимся взглядом, а с утра вскочить и пойти на совещание. Так что с мужчинами в этой позе я знакома подробно. Однако диагностировать Венино состояние я не могла. На предложения вызвать «скорую» он отвечал траурным мычанием и помахивал затухающей рукой…
Пришлось применить старый женский трюк, набрать по мобильнику подружку и начать весело болтать. Лишившись благодарного зрителя, Веня обиженно воскрес из мертвых и завел машину.
Дома он выглядел более жизнеутверждающе, навернул полбутылки коньяка и упал в постель. Дав жесткую инструкцию набирать меня по мобильнику, если что, я отправилась в ванную. Позвонила Беби, и я попросила ее поскорее приехать, чтобы охранять любимое тело до утра.
Выйдя из ванной, застала мирно сопящего в постели Веню и курящую Беби на балконе. Мой рассказ не произвел на нее ни малейшего впечатления:
– Ой, я вас умоляю! Вы что, его не знаете?
Видимо, она его знала лучше.
– За мной сейчас приедет машина, будет здорово, если вы останетесь, – мягко предложила я.
– Никак не получится, – покачала головой Беби, – я завтра в Сочи улетаю, а мне еще вещи собрать, с подругами потрындеть… и вообще…
Утром на сто процентов воскресший Веня жаловался, что эта сволочь приезжала за деньгами на отдых. И спрашивал, что делать… Я советовала больше не давать денег, а при их избыточной массе переводить на счет детского дома. Веня надувался…
А тут еще Миша прилетал из Америки и врывался в автопробегскую идиллию «творческими муками».
– Вспомни, как началась карьера Пугачевой. С проходной песни «Посидим-поокаем…», – поучала я, – потом она на несколько лет ушла под лед и появилась уже с песней «Арлекино» и новым образом. У Пугачевой была такая возможность. У тебя – нет. Ты настолько интересней того, что поешь, что если сразу не заявишь работоспособный имидж, уже не будет времени его менять.
– И что ты предлагаешь? – капризным голосом звезды, недовольной продюсером, спрашивал он.
– Я тебе предлагаю уже сделанные песни тихонечко продать совковым сериалам и «мыльным операм», там они схаваются. Но для концертного репертуара их надо «засыпать и забыть»… До того как ты поймешь, какие тексты тебе петь, какие не петь, тебе надо понять, кто ты. Потому что работать надо с реальным образом. Главный закон пиара: «ничто так хорошо не продается, как чистая правда».
– И как ты видишь правду? – кривил он губы.
– Твои диски распадаются на шансон и КСП. КСП давно ассоциируется с плохо помытыми шестидесятниками, у которых уже лет 20 не стоит. А вот твой шансон должен быть интеллигентней и информативней общего уровня шансона. От твоей морды и фамилии зритель ждет «романса, истории». Сегодня в России пуста ниша лирического интеллигента, в том числе и в шансоне.
– Да я и так звезда в Америке! – вспоминал Миша, чтобы, как Веня о Беби, не слышать правды о своем настоящем и будущем.
– Чтобы стать даже не звездой, а метеоритом, необходимо изъять идиотскую американскую жизнерадостность и работать с томностью.
– Фигня! Ты просто меня плохо знаешь! Всякий раз, когда я начинал что-то подобное, мне тоже говорили, что это нереально, а я выигрывал! – настаивал Миша.
– На уровне твоего столкновения с рынком масса и скорость не предполагают корреляции на твою личную и психологическую успешность. На уровне конкуренции в «русской Америке» победить легко. Это все равно что главврачу психушки выйти победителем в конкурсе на лучшего Деда Мороза, соревнуясь с пациентами. Ты стал «артистом», эксплуатируя психические девиации эмиграции. Тебе достаточно было оказаться менее тревожным, чем твой зритель, и зрителю становилось хорошо от одного этого.
– Так я и здесь менее тревожен, чем остальные. Я и здесь пример! – поднимал Миша густую бровь.