Бейли заставил себя повернуться лицом навстречу тому, от чего ему хотелось бежать опрометью, и поглядел в глаза Дэниела. Они, казалось, выражали тревогу и глубокое сочувствие, но Бейли уныло подумал, что это только его собственное воображение. У роботов эмоции отсутствуют – есть только позитронные импульсы, имитирующие эмоции. (Но, может быть, и у людей никаких эмоций нет, – а только нервные импульсы, которые истолковываются как чувства.)
Он смутно осознал, что Амадиро покинул вестибюль, и прошептал:
– Амадиро нарочно меня задерживал – предложив зайти в Личную, бессмысленным словоизвержением, не позволяя тебе или Жискару перебить его и предупредить меня о грозе. Он даже уговаривал меня осмотреть Институт и поужинать с ним. И перестал, только услышав звуки грозы. Значит, он дожидался ее.
– Выглядит именно так. Но если гроза заставит вас задержаться тут, возможно, он этого и добивался.
Бейли тяжело вздохнул:
– Ты прав. Мне необходимо отсюда выбраться… если смогу.
Он, стиснув зубы, шагнул к двери – она так и осталась открытой, и за ней с темно-серого неба лилась и лилась серая вода. Еще шаг. Еще… Он почти повис на Дэниеле.
У двери спокойно ждал Жискар.
Бейли остановился, закрыл на секунду глаза, а потом сказал тихо, больше себе, чем Дэниелу:
– Я должен! – И снова шагнул.
– Вы чувствуете себя хорошо, сэр? – спросил Жискар.
Дурацкий вопрос, подумал Бейли, заложенный в его программу. Хотя, если на то пошло, так не глупее вопросов, которые иной раз задают совершенно невпопад потому лишь, что так запрограммировано правилами вежливости.
– Да, – ответил Бейли голосом, который вопреки его усилиям не поднялся выше хриплого шепота. Бессмысленный ответ на дурацкий вопрос: Жискар, пусть и робот, не мог не заметить, что чувствует себя Бейли очень скверно, и его ответ – очевидная ложь.
Однако ответ этот освободил Жискара для следующего шага. Он сказал:
– Сейчас я пойду к машине и подведу ее к двери.
– А она будет двигаться в такую… под такой водой, Жискар?
– Да, сэр. Дождь самый обычный.
Он ровным шагом скрылся за водяной завесой. Молнии сверкали почти непрерывно, нескончаемо ворчал гром, каждые две-три минуты достигая краткого крещендо.
Впервые в жизни Бейли позавидовал роботу. Спокойно идти, не обращая внимания на воду, сверкание и грохот, жить псевдожизнью, исключающей страх. Не бояться боли, не бояться смерти. Потому что ни боли, ни смерти для тебя не существует. Но при этом жить без способности мыслить самостоятельно, не знать внезапных интуитивных озарений…
Однако стоят ли эти дары того, чем их оплачивают люди? В эту минуту Бейли не знал, что ответить. Но понимал: стоит ужасу рассеяться и станет очевидно, что любая цена за право быть человеком не покажется слишком высокой. Теперь же он сознавал только, как колотится его сердце, и совершенно лишился воли, а потому невольно подумал: какой смысл быть человеком, если ты не в силах преодолеть этот гнездящийся в тебе ужас, эту сокрушающую агорафобию.
Но он же в течение двух дней много времени проводил под открытым небом и умудрялся чувствовать себя практически нормально!
Однако страха он не поборол, в чем убедился теперь. Только подавлял его, напряженно думая о другом. Но гроза отняла возможность сосредоточиться.
Нельзя этого допустить. Если мысль, гордость, воля перестали быть опорой, остается стыд. Поддаться слабости под безразличными и в своем безразличии высокомерными взглядами роботов? Стыд должен пересилить страх.
Его талию успокаивающе обвивала рука Дэниела, но стыд помешал ему сделать то, чего ему больше всего хотелось в эту минуту, – повернуться и спрятать лицо на груди робота. Будь Дэниел человеком, наверное, он не удержался бы… Видимо, он утратил связь с реальностью – голос Дэниела доносился до него словно бы издалека. И звучал он так, будто Дэниел испытывал что-то вроде паники.
– Партнер Элайдж, вы меня слышите?
Из той лее дали донесся – голос Жискара:
– Надо взять его на руки.
– Нет, – промямлил Бейли. – Я пойду сам.
Может быть, они его не расслышали, а может быть, он только подумал, будто сказал это. Он почувствовал, что его оторвали от земли. Левая рука беспомощно повисла, и он попытался поднять ее, упереть в чье-нибудь плечо, выпрямиться, нащупать ногами землю и встать прямо, Но левая рука продолжала болтаться в воздухе, все его усилия кончились ничем.
Он смутно замечал, что движется по воздуху, ощутил брызги на лице. Не настоящую воду, а влажный воздух. К его левому боку прижималось что-то твердое, к правому – что-то упругое.
Он уже сидел в машине между Жискаром и Дэниелом. И сознавал главным образом то, что Жискар совершенно мокрый.
Тут его обдала струя теплого воздуха. Густой сумрак снаружи, пленка воды, скользящая по стеклам, совсем заматовали стекла – во всяком случае, так казалось Бейли, пока окна не стали по-настоящему матовыми и наступил непроницаемый мрак. Мягкий шум двигателя, когда машина поднялась над травой и качнулась, приглушил рокот грома и словно вырвал его зубы.
– Сожалею, что моя мокрая поверхность причиняет вам неудобство, сэр, – сказал Жискар. – Но я быстро высохну. Мы немножко подождем, чтобы вы совсем оправились.
Бейли стало легче дышать. Он чувствовал себя в чудесном замкнутом пространстве. Он думал: «Верните мне мой Город. Перечеркните Вселенную, пусть ее колонизируют космониты. Кроме Земли, нам ничего не надо».
Но, думая так, он понимал, что в это верит его безумие, а не он.
Необходимо было занять мысли чем-то другим.
– Дэниел, – сказал он слабым голосом.
– Что, партнер Элайдж?
– Председатель. По-твоему, Амадиро правильно оценивал ситуацию, считая, что председатель запретит расследование, или он выдавал желаемое за действительное?
– Возможно, партнер Элайдж, что председатель действительно обсудит положение с доктором Фастольфом и Амадиро. Обычная процедура в спорах такого рода. Есть множество прецедентов.
– Но почему? – растерянно спросил Бейли. – Если Амадиро так убедителен, почему председателю не запретить расследование сразу?
– Председатель, – сказал Дэниел, – находится в сложном политическом положении. Он дал согласие по настоянию доктора Фастольфа, чтобы вас доставили на Аврору, и не может сразу занять противоположную позицию, выставив себя слабым и нерешительным. К тому же оскорбив доктора Фастольфа, который все еще имеет большое влияние в Законодательном собрании.
– Тогда почему же он не отказал Амадиро?
– Доктор Амадиро тоже влиятельный человек, партнер Элайдж, и, вероятно, станет еще влиятельнее. Председатель должен пойти на компромисс и выслушать обе стороны, чтобы принять решение, хотя бы сделав вид, будто он все тщательно взвешивал.