«Как он мог такое сказать?» — изумленно подумала Джоанна, съежившись от воспоминания о хриплом дыхании Питера Манселла и его тщетных попытках засунуть язык ей в рот. Он неуклюже ощупывал ее грудь, а Джоанна с трудом сдерживала отвращение.
— Твое молчание о многом говорит, дорогая, — промолвил Горданис. Поднявшись, он обошел вокруг стола, заставил ее подняться со стула и крепко прижал к груди.
Джоанна испуганно ахнула, подняла руки, чтобы его оттолкнуть, и машинально шагнула назад.
Горданис цинично скривил губы.
— Похоже, что наша разлука не расположила тебя ко мне, — заметил он. — Но будь осторожна. Я нахожу твое поведение провоцирующим, а не сдерживающим. Если будешь бороться со мной, ты проиграешь, и мое поведение тебе не понравится. Ты меня понимаешь?
— Да, — почти прошептала она. — Я понимаю…
Вассос Горданис резко кивнул.
— А сейчас у меня дела, требующие моего участия, поэтому я должен тебя покинуть. — Он взял ее за руку и провел губами по костяшкам ее пальцев.
Ласка была краткой, но Джоанна затрепетала всем телом.
— Обещаю, что скоро вернусь, — прибавил он насмешливо и ушел.
Она посмотрела на пальцы и задалась вопросом, почему мимолетное касание его губ пробудило в ней такую сильную ответную реакцию. Ей стало тошно оттого, что ее тело так предательски на него откликается.
«Но, по крайней мере, он не знает, какие чувства во мне вызывает, — подумала она в отчаянии. — И я должна сделать так, чтобы он никогда об этом не узнал».
Джоанна решила вести себя как женщина, за которую он ее принимает. Она станет равнодушной и беспринципной.
Когда она вошла в спальню, то замерла на месте, решив, что ошиблась дверью. Потому что спальня походила на склад. Повсюду валялись коробки и смятая упаковочная бумага. В центре этого беспорядка находилась Хара и две горничные, которые развешивали и раскладывали одежду.
Джоанна заметила платья и юбки из шелка и батиста, прозрачные ночные рубашки и пеньюары, кружевное белье.
— Что это? — спросила она.
— Ваша одежда, мадемуазель.
Хара не уточнила, что одежда нужна для того, чтобы «доставлять удовольствие господину Горданису», но ей и не следовало этого делать. Красноречивые взгляды, которыми обменялись горничные, говорили сами за себя.
Джоанна вздернула подбородок.
— Тогда унесите ее отсюда, — решительно сказала она. — Потому что я не хочу ее надевать.
— Таков приказ, госпожа, — твердо заявила Хара. — Его нельзя нарушать.
Джоанна взяла две ближайшие к ней коробки, вышла на небольшой балкон и бросила их вниз.
— Если вы ослушаетесь меня, остальные коробки полетят следом, — сообщила она женщинам, которые взирали на нее открыв рот. — У меня есть одежда, и мне ничего не нужно от господина Горданиса. Так что забирайте одежду и уходите отсюда, пожалуйста. У меня болит голова.
Наступила зловещая тишина. Хара что-то коротко сказала по-гречески, и горничные стали снимать одежду и перешептываться.
Когда горничные ушли, Хара тихо сказала:
— Вы поступаете неумно, мадемуазель.
— Правда? — Джоанна с вызовом встретила ее взгляд. — Ну, мне теперь все равно.
Хара продолжал глядеть на нее, но не враждебно, а с недоумением и почти с жалостью.
— Хотите, я принесу вам обезболивающее лекарство?
— Нет, — ответила Джоанна. — Я просто хочу остаться одна.
Помолчав, Хара пожала плечами и ушла, тихо закрыв за собой дверь.
Джоанна села на край кровати и устало потерла рукой затылок. Ей было жарко. Решив принять прохладный душ, она взяла свой старый белый хлопчатобумажный халат, вошла в ванную комнату и включила душ, затем закрепила волосы на затылке.
Нежные струи воды касались ее кожи, словно бальзам. Джоанна намылилась, ополоснулась, затем снова намылилась.
Вытершись полотенцем, она удовлетворенно вздохнула, а затем надела халат и свободно завязала пояс на талии.
Распустив волосы и потряхивая головой, она отправилась в спальню… и замерла на пороге.
— Тебя долго не было, дорогая, — сказал Вассос Горданис. В малиновом шелковом халате он полулежал на кровати. — Я уже хотел идти за тобой. — Он улыбнулся ей: — Но вот ты пришла, поэтому мое ожидание наконец закончилось. А теперь иди ко мне.
Мгновение Джоанна молча смотрела на него, не в состоянии пошевелиться. Предоставленное ей драгоценное время свободы подошло к концу.
— Я… я не понимаю. Ведь ты сказал, что должен работать, — хрипло сказала она наконец.
Он пожал плечами, халат соскользнул, обнажая загорелое, мускулистое плечо.
— Мне было трудно сосредоточиться, дорогая. Во время нашей разлуки я обнаружил, что хочу тебя сильнее, чем следовало. Поэтому я решил, что работа подождет. А я ждать не могу. — Он протянул ей руку и тихо приказал: — Иди сюда.
У нее пересохло во рту.
— Сейчас? Посреди белого дня?
— Сейчас время сиесты, — сказал он. — Я так понимаю, ты привыкла отдыхать в это время. Сегодня ты будешь отдыхать не одна, а со мной.
— Но у меня болит голова. — Джоанна презирала себя за то, что говорит почти умоляющим тоном.
— Я тоже страдаю, — произнес он немного насмешливо, — но иначе. Возможно, нам удастся исцелить друг друга. — Горданис прибавил решительнее: — А теперь, Джоанна, перестань докучать мне своими оправданиями. Ты знаешь, зачем ты здесь.
Она заставила себя подойти к кровати.
Горданис взял ее за руку и довольно резко потянул к себе. Не улыбаясь, он медленно развязал пояс ее халата и распахнул его. Джоанна отвернулась, закрыв глаза, чтобы не видеть его горящего взгляда, скользящего по ее обнаженному телу.
«Если я не стану на него смотреть, — подумала она, — то смогу притвориться, будто на самом деле ничего не происходит».
Джоанна лежала на кровати неподвижно, когда он полностью ее раздел. Горданис погладил ее нежную кожу. Она сжала кулаки, ибо ее тело непроизвольно реагировало на его прикосновения.
Он тихо сказал:
— Ты очень мила. Но разве твоя красота стоит того, чтобы разрушить будущее человека? Я в этом сомневаюсь.
Горданис принялся ласкать ее лицо и тело, касаясь ее настойчиво и собственнически. Когда он припал к ее губам, она приложила все усилия, чтобы не разомкнуть губы под его страстным поцелуем.
Со вздохом она отстранилась от него и, схватив его за запястье, отвела его руку от своей груди.
— Посмотри на меня, — тихо сказал он.