Дыши, дыши, твердила себе Келли, мечтая, чтобы Вивьен была рядом.
Все еще пребывая в шоке от признания Алекоса, она чувствовала себя выжатой, словно лимон.
Воспоминания о напряженном, полном страдания лице Алекоса не покидали ее. И его слова.
Келли твердила себе, что самое важное сейчас – ребенок. Он должен быть всегда на первом месте. И все же…
Она сняла туфли и отправилась босиком на террасу. Алекос сказал, что если ей захочется с ним поговорить, то она сможет найти его там.
Неожиданно она услышала громкий всплеск.
Взглянув в направлении бассейна, Келли увидела, как Алекос плыл, рассекая воду мощными движениями рук.
Его тело излучало мощь, так что Келли даже вздрогнула, вспомнив собственные ощущения, когда вся эта сила и страсть фокусировались на ней. Она сжала губы и уселась на краешек одного из шезлонгов.
Вид с этой точки завораживал – сады зеленых деревьев плавно спускались к бирюзовому небу.
Проплыв бесконечное количество кругов, Алекос вылез из бассейна и направился к Келли, на ходу вытирая лицо рукой.
– Я просто пришла проверить, все ли у тебя в порядке, – сказала она.
– А почему я должен быть не в порядке?
– Потому что ты… ты говорил о том, о чем раньше не рассказывал. – Келли проницательно взглянула на Алекоса. – Я просто пришла убедиться, что все нормально.
Он хитро улыбнулся и потянулся за полотенцем.
– Типичная Келли, – мягко произнес он. – Ты ненавидишь меня, но думаешь, что я могу расстроиться, и поэтому приходишь проверить, все ли в порядке.
– Я просто не хочу, чтобы твоя смерть висела на моей совести, – защищаясь, сказала она и отвернулась. – Итак, давай просто проверим, так ли я тебя поняла: ты не хочешь иметь детей, потому что боишься сделать им больно, правильно?
– Да.
Келли закусила губу, ожидая продолжения его признания. Когда оного не последовало, она решила помочь Алекосу вопросами:
– Твой отец был эгоистичным человеком? Он сделал тебе больно?
– Да…
Келли раздраженно уставилась на Алекоса:
– Ты можешь сказать больше, чем просто «да»? «Да» не говорит мне ничего о твоих чувствах. О, забудь, – пробормотала она. – Что бы там ни было, ты закрыл эту тему ото всех. В прошлый раз я уже поиграла в догадки и проиграла. Я думала, что ты просто не пожелал тогда связываться со мной – потому что я была такой молодой и неопытной.
– Мне нравилась твоя неопытность, – заметил Алекос, повязывая полотенце вокруг бедер, и Келли с трудом сглотнула, тщетно пытаясь сосредоточиться на чем-то другом.
– Ладно. Это только лишний раз показывает, что я совершенно не могу угадать твои мысли. А ты не открываешься, поэтому наш разговор подошел к концу.
– Нет, еще не подошел. Но ты права в одном – мне действительно тяжело вспоминать о своей семье, – произнес Алекос, наливая себе стакан воды. – Что именно ты хочешь знать?
– Все! Я хочу понять тебя.
Алекос смотрел на стакан в своей руке.
– У моих родителей был чудовищный брак. У матери случилась интрижка на стороне, отец ее бросил, а я должен был выбирать, с кем жить. Я знал, что, какое бы решение я ни принял, оно все равно покажется им неправильным, – мрачно начал он, с глухим стуком опустив стакан на стол. – Я выбрал мать, потому что беспокоился о том, что она может с собой сделать, если я уйду к отцу. Мать говорила, что если бы я ушел, то она бы умерла. Ни один шестилетний мальчишка не желает, чтобы его мать умерла.
Шестилетний? Они заставили шестилетнего ребенка выбирать между ними? Келли была в ужасе.
– Это просто кошмарно! – воскликнула она. – А что твой отец? Он понимал, в каком сложном положении ты оказался?
Губы Алекоса искривились.
– Сын – это самая большая драгоценность для греческого мужчины. По его мнению, я сделал неправильный выбор. Он так и не простил меня.
– Но…
– Я перестал существовать для него. Больше я никогда его не видел, – сказал Алекос и взглянул на Келли. – Я не хочу, чтобы мои поступки сделали больно ребенку. Но так случается. И довольно часто. Итак, теперь ты понимаешь, почему я так странно отреагировал на твое заявление о том, что ты хочешь четырех детей. Для меня это был шок.
Келли облизала пересохшие губы:
– Я бы хотела, чтобы ты мне это рассказал тогда.
– Но в то время мы не очень-то много разговаривали, ведь так? Нас больше прельщали физические контакты, – с ухмылкой сказал Алекос. – Назвать наш роман бурным – это все равно что назвать Эверест пологим холмом.
– Я много говорила, – пробормотала Келли, чувствуя внезапный укол вины. Она никогда раньше не просила его рассказать о себе, разве не так? – Мне и в голову не приходило, что ты можешь думать не так, как я. Ты всегда казался таким уверенным…
– Я знал, что мне нужно. Или думал, что знал, – ответил Алекос, поднимая Келли с шезлонга и притягивая к себе. – Все меняется. Жизнь иногда преподносит сюрпризы, которых не ожидаешь.
Без туфель Келли едва доставала до его плеча. На один короткий миг она прислонила лоб к гладкой, загорелой груди Алекоса, вдыхая дразнящий аромат его кожи.
– Да, жизнь не похожа на сказку, – согласилась она.
Алекос цинично рассмеялся:
– Некоторые сказки ужасны. Помнишь ту, где были злая ведьма и фея-крестная?
– Фея-крестная была хорошей. Ты, наверное, имел в виду злую мачеху.
– И ее тоже. Из меня получится плохой отец, – сказал Алекос, пальцами приподнимая ее подбородок. – Как твоя бедная голова?
– Болит. Как и остальное тело. У меня такое ощущение, будто по мне прошлось стадо коров. Я больше не надену туфли в твоем доме, – ответила Келли, понимая, что больше всего у нее болело сердце – за Алекоса.
За маленького ребенка, которого вынудили выбирать между отцом и матерью, слишком погруженными в собственные проблемы, чтобы заметить мучения сына. И за себя, которой сейчас предстояло совершить такой же непростой выбор.
Покинуть его и жить самостоятельно или остаться и бояться, что он снова уйдет?
Келли понятия не имела, какой путь выбрать.
Алекос медленно провел пальцем по ее нижней пухлой губе.
– Ты никогда больше не будешь носить туфли в моем доме? А как насчет одежды? – хриплым от страсти голосом спросил Алекос. – Возможно, будет лучше, если ты не будешь носить и ее.
– Прекрати. Я не могу думать, когда ты так делаешь, – твердо произнесла Келли и попыталась отодвинуться от него подальше, но Алекос крепко прижал ее к себе. – Я совсем запуталась. Я всегда полагала, что ты являешься собранным, рациональным человеком.