«17 января. Завтра… Ничего, все у нас получится, как уверяют демократы по ящику. Вернее, уверяли. Кстати, симптоматично: у тех, кто уверял, как раз все и обломилось. А у нас – получится, получится!»
«19 января. Я же говорил!» И дальше цифры, цифры…
«1 февраля. Безобразно все-таки рушится дисциплина в отсутствие Хозяина! Надежда только на Ноздрюка, но сей индивидуум внушает мне глубочайшее отвращение! Такое чувство, что при случае, несмотря на свою услужливость, а то и благодаря ей, он с радостью нарезал бы ремней из моей спины… Я из его, впрочем, тоже!»
Лёля хмыкнула не без удовольствия. Значит, у них тут не такая уж благость и идиллия, как могло показаться с первого взгляда. Конечно, Ноздрюк ненавидел Асана: тут дело прежде всего в национальных противоречиях…
Секундочку! Да неужели она читает дневник Асана? Выходит, он тоже врач, а не просто абрек с большой дороги, каким всегда считала его Лёля? Ну, тогда странно, что он делал свои заметки по-русски. И вообще, не слишком ли много врачей для одного, пусть и нехилого, замка?..
Она рассеянно стукнула по Ctrl+End, оказавшись сразу в конце записей, – и вдруг замерла, наткнувшись на строчку:
«18 июля. Хозяин приезжает 20-го. Успокоить невесту».
И все. Больше ни слова не было.
Одно теперь Дмитрий знал наверняка: в спину ему никто не выстрелит. Хотя бы об этом можно было не заботиться. Он шел, горбясь под тяжестью двух рюкзаков, и старался думать о другом. Например, о том, куда пропал мальчик. Убежал, конечно, что тут особенно гадать-то? Но Дмитрий снова и снова заставлял себя возвращаться мыслями к этому странному созданию с огромными печальными глазами, в которых, чудилось, отразились все невзгоды, которые он не только испытал, но и еще испытает в жизни. Дмитрий обшарил весь сеновал, но больше не обнаружил никого… ни живого, ни мертвого. Изба была пуста. Однако неподалеку от мужика, который напал на него с лопатой, Дмитрий нашел свежевырытую яму. Ясно: убийцы собирались зарыть Андрея. Им, похоже, и в голову не приходило, что Дмитрий может вернуться так быстро, что он сориентируется в лесу и не заблудится. А вот вернулся же!
И снова мгла заволакивала глаз. Сухо становилось в горле, стоило представить эту кровавую щель на шее Андрея. Каким образом они его подловили, как взяли врасплох? Андрей и с одной рукой стоил двух таких крепышей, как рыжий, а уж если вспомнить его неповоротливого хиляка-пособника… Разве что Андрей задремал, разве что они предательски напали на спящего. Или, к примеру, схватили мальчишку – и Андрей уже ничего не мог сделать. Он ведь был спасатель по сути своей натуры, он родился кого-нибудь спасать – вот и предпочел погибнуть, чем оставить другого человека в беде. Мальчишка убежал, а Андрей… И вдруг до стона, до щемящей боли, до того, что пришлось остановиться и прижать сердце ладонью, вспомнилось вдруг лицо Андрея и как он говорит, прямо глядя в глаза Дмитрию: «Не хочется, знаешь ли, в постели помирать!»
Он что же, выходит, почувствовал, как где-то вдали, а может, в несказанных высях незримый трубач вскинул к губам золотую самосветную трубу и пропел отбой бывшему пожарному, бывшему спасателю Андрею Русскову? И понял, что пуля на него уже изготовлена, и клинок навострен, и пика наточена, и стрела оперена, – и все равно радостно пришпорил коня своей судьбы и понесся навстречу смерти – потому что это была смерть воина и он встретил ее в бою?..
И снова надо было внушать себе: «Не думай. Не думай».
Наверное, по сравнению с этим потрясением его уже ничто сейчас не могло взять, поэтому он довольно долго пялился из кустов на светящуюся в темноте ограду, прежде чем сообразил, что это такое, и понял: через это сооружение так просто не перебраться.
Дмитрий стоял под березой, надев очки ночного видения, и задумчиво смотрел вперед. Дождь перестал, едва начавшись, опять парило, опять висели над землей тяжелые тучи, и, возможно, поэтому так неспокойно вели себя собаки, сновавшие по двору. Дмитрий был довольно далеко для того, чтобы их могло встревожить его присутствие. Ну а уж если окажется рядом… Да, с собаками возникнут непредвиденные сложности. И не только в них дело. Сама ограда…
Понадобилось бы меньше минуты, чтобы «Лукасом» прогрызть в ней хоть калитку, хоть триумфальную арку. Но тогда его появление перестало бы быть тайной. И еще вопрос, остался бы он жив: наверное, это ведь не просто бенгальские безвредные огни бегают по прутьям!
Дмитрий взобрался на дерево и оглядел в бинокль все пространство парка. Сколько хватал глаз, переливалась бело-голубыми огнями тонкая линия – ограда. Тот, кто придумал эту систему защиты, знал свое дело. И все-таки был выход из замка, которым однажды воспользовалась Лёля. А если был выход – значит, имелся и вход.
Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и вспомнить, что говорил мальчик. Да, это были скорее обрывочные восклицания, но и из них Дмитрий мог почерпнуть кое-что. Итак… у нее болела спина. У нее была рана на спине, и Леша излечил ее своими нашептываниями, можно верить в его знахарские способности. Можно не верить, но – факт: у Лёли была поранена спина. Оцарапалась о прутья, пролезая под оградой? Нет, вряд ли: в таком случае она не только до деревни не дошла бы, но так и осталась бы лежать, где ее задело, пораженная током. Что-то еще было, что-то… Ах да! Мальчик принял было ее за русалку, но потом понял, что ошибся. Потому что Лёля была одета в его рубашку и старую юбку бабушки Дуни. Вряд ли она бежала из усадьбы голая. Тогда зачем бы ей понадобилось переодеваться? Не для того ли, чтобы согреться в сухой одежде, потому что собственная была мокрая?
Мокрая одежда… Дождя не было самое малое недели две, не считая того мгновенного ливня, который пролился с небес сегодня. Значит, она не могла промокнуть под дождем. Где же? Ответ очевиден: вон в том пруду, который разлился за оградой, вплотную подступив к ней. Да, но есть маленькая деталь: чтобы окунуться в тот пруд, надо, как минимум, оказаться за воротами!
Секундочку… Дмитрий напряг зрение и разглядел серебристое колыхание, пересекающее парк. Да ведь это речушка! Узенькая речушка, которая, неведомо где беря начало, течет по парку, украшая его своими извивами. А потом, сначала разлившись небольшим прудом, где-то вливается в Завитую. Кажется или в самом деле ограда как бы парит над водой? Кажется. Она не парит, а поднимается на небольшую насыпь, сквозь которую, очевидно, проведена труба, водосток, черт знает что, и по этому-то загадочному пути и вышла из усадьбы Лёля.
А раз так…
Он сложил груз на берегу, в укромном месте, разделся и, взяв с собою только фонарик, повешенный на шею на ремешке, тихо, без плеска вошел в воду. Плыл, лишь изредка выставляя лицо на поверхность, чтобы глотнуть воздуху: как большой бесшумный зверь морской. И даже не очень удивился, когда протянутая рука вдруг стиснула железные прутья.