Самурай открыл запорошенные пылью глаза и тупо удивился, поняв, что не ослеп. Очнувшись некоторое время назад, он чувствовал себя так, будто придавлен тяжеленной бетонной плитой, которая размозжила тело, уничтожила все его возможности и силы, оставив живым только мозг. Потом вернулся слух. Самурай услышал странные звуки, доносившиеся как бы сверху, гулко, будто он лежал на дне колодца. Там, наверху, над этим колодцем, лаяли собаки, завывал ветер, стучал по чему-то твердому дождь; иногда Самурай ощущал редкие капли, долетавшие до лица. Еще там что-то трещало, наверное, огонь, потому что пахло дымом. Потом тяжесть отошла от груди, и он смог вздохнуть. Воздух состоял из колючей песчаной пыли, и Самурай жестоко расчихался. Как ни странно, в голове слегка прояснилось, и он ни с того ни с сего вспомнил старинный обычай нюхать табак. Веке в восемнадцатом это было совершенно светское пристрастие: сунуть нос в табакерку и прочихаться как следует. Возможно даже, это был род массовой наркомании. Во всяком случае, предки знали, зачем чихали на всех и вся: это якобы здорово прочищало мозги. Сейчас Самурай смог убедиться: истинно так, хоть нюхал не табак… Вслед за чиханьем он понял, что способен пошевелить левой рукой, даже поднять ее и утереть лицо. Голову также можно было повернуть, и ноги шевелились с каждой минутой свободнее, вот только видно ничего не было, да вдобавок что-то немилосердно давило на правую руку, иногда наполняя ее дергающей, пульсирующей болью. Разглядеть, что на нее давит, Самурай не мог: глаза не видели, достать левой рукой тоже не мог: мучительной казалась любая попытка повернуться. И вот теперь зрение вроде бы вернулось. Правда, это мало что дало: вверху лежала тьма. Он долго вглядывался, пытался проморгаться, тер левой рукой глаза, но толку было мало. И вот наконец что-то заклубилось наверху, и он разглядел косой клок ночного неба, словно бы чем-то серым отрезанный… нет, перекрытый. И понадобилось еще какое-то время, чтобы осознать: он лежат под бетонной плитой, как под козырьком крыши, а другая такая же плита, а может, балка, а может, балка с плитой и несколько плит раздавили его правую руку.
Вот странно: первым делом он подумал, что теперь не сможет стрелять, а значит, не доведет до конца свое последнее дело. Оно с самого начала не задалось, тот человек, которого искал Самурай, видимо, успел сложить два и два, получил элементарное четыре и сообразил, что люди ни с того ни с сего, просто так, не падают на улице, не околевают в собственной постели, не тонут в бассейнах… особенно если потом у каждого обнаруживается во лбу или в затылке кругленькая аккуратненькая дырочка. Он также смог уловить некоторую систему в этих убийствах. Может, любил играть в шахматы и просчитал ходы противника с небольшим опережением. Словом, Самурай не смог его найти, а когда попытался надоить кое-какую информацию, нарвался на встречный удар и едва унес ноги. Не сказать, что он был так уж смертельно огорчен: за это время, пока вел свою маленькую необъявленную войну, худо-бедно научился ждать и терпеть. Этот фигурант был не из тех, кто способен сойти с политической арены. Вернее, его с этой самой арены не отпустят: или убьют свои же, или заставят довести партию до конца. Значит, он рано или поздно где-нибудь высветится снова. Тут Самурай и появится… Надо только подождать. Поэтому он не стал суетиться и отступил перед превосходящими силами противника. Переждем, куда спешить? Впереди вся жизнь! Он спокойно убрался из Москвы, однако в Нижнем, на заправке у въезда в город, ему что-то почудилось. Помстилось, как говорили в старину. То ли парнишка, бегая со шлангом, чересчур уж любопытно косился на молчаливого, невыспавшегося клиента. То ли слишком долго шла за ним попутная «Нива» – даром что побитая, видавшая виды, неслась что твой «мерс»… Потом она канула неведомо куда так же внезапно, как и появилась, но этого было достаточно, чтобы Самурай почуял недоброе. С другой стороны, он прекрасно знал, что в последнее время стал не в меру подозрителен, словно старая дева, которой на каждом углу видятся насильники, желающие отнять у нее драгоценную честь. С третьей стороны, береженого бог бережет, поэтому он берегся, как мог. Он даже с Олесей погодил встречаться, предполагая самое худшее: вдруг придется срываться с места неожиданно. Она всегда так болезненно переживала его отъезды… Смешно сказать: от дурных предчувствий бессонница началась! И когда, стоя у окна в своей спальне, Самурай увидел темный предмет, внезапно возникший из грота и медленно поплывший против течения, в глубину парка, невольно вздохнул с облегчением. Хуже нет, чем играть против невидимого противника: уж кто-кто, а Самурай знал это доподлинно, поскольку всю жизнь сам был этим самым невидимым противником, – а теперь, когда карты вот-вот лягут на стол… Он смотрел из окна на «диверсанта» и мысленно качал головой: ну и охрана, мать их всех, был бы жив Асан, такого не могло бы произойти! Мысли об Асане и его загадочной смерти мгновенно погрузили Самурая в состояние такой мрачной задумчивости, что он едва подавил горячее желание выйти на балкон и послать пловцу одну-единственную пулю, которая раз и навсегда пресекла бы его дальнейшее продвижение. Но нет, ему нужен этот водоплавающий шпиён, Самурай был даже по большому счету признателен ему за то, что он открыл единственное слабое звено в обороне усадьбы. Потом Самурай увидел, что к берегу собираются собаки, и еще раз добрым словом помянул Асана. Конечно, любопытно было бы посмотреть, как мощные бультерьерские челюсти рвут в клочки ночного гостя, однако самое разумное будет встретить парня и поговорить с ним по душам. Надо же узнать, где Самурай засветился и кто прислал к нему убийцу. Опять-таки приятно будет побеседовать с коллегой, а то он не общался с собратьями по ремеслу после смерти Македонского, лишь в газетах читал о каких-то бездарных акциях, на примере которых даже поучиться было нечему. Инсценировки, жалкие инсценировки. Свои бьют своих. Похоже, пока Самурай работал по списку шефа, экономико-политическая война из разряда нормальной потасовки между противниками перешла в разряд драчки бывших друзей. Теперь, как в том кино «Горец», выжить предстояло сильнейшему. Интересно, насколько крепок окажется ночной визитер, долго ли придется выбивать из него, кто же этот сильнейший, заказавший Самурая? Впрочем, киллер может этого и не знать, но побеседовать определенно стоит. Поэтому Самурай поднес к губам бесшумный свисток и отозвал собак от берега. Может быть, это и покажется диверсанту странным, но он не сможет подавить в себе искушения воспользоваться удобным случаем. Так и получилось.