Лука закрыл дверь и повернулся к Бронте:
— Как ты думаешь, она приедет?
Бронте заправила за ухо прядь волос:
— Я говорила с мамой об этом. У нее есть загранпаспорт, но она никогда не использовала его. Два года назад мама планировала навестить меня в Лондоне, но я вернулась домой прежде, чем она смогла туда попасть.
Лука нахмурился и помрачнел.
— Ты все время будешь напоминать мне о том, как я тебя подвел? — спросил он.
— Я не делала ничего подобного, — возразила Бронте. — Я просто объяснила тебе…
— Папа! — Элла затопала к Луке, волоча по полу подаренного им плюшевого медведя, который был почти одного размера с ней. — Папа!
Лука улыбнулся и взял ее на руки.
— Малышка моя, — произнес он нараспев. — Как поживает моя девочка?
— Она часто вспоминает папу, — сказала Бронте. — Особенно когда видит игрушки, которые ты ей купил.
Лука улыбнулся и поцеловал мягкий носик Эллы.
— Я намерен дать ей все, что можно купить за деньги, — заявил он.
— Лука… Я не думаю, что следует так ее баловать. Элла еще очень мала. Я не хочу, чтобы она привыкла получать все, что пожелает. Ей нужно научиться ценить вещи.
Лука свирепо уставился на Бронте.
— Не учи меня тому, что я могу и что не могу делать с моим собственным ребенком, — отрезал он.
Бронте не отступала:
— Она маленькая, Лука. Ей нет и полутора лет. Элла не нуждается в большом количестве дорогой одежды и игрушек. Она нуждается в любви, внимании и защищенности.
— Она все получит, — пообещал Лука, опустив извивающуюся девочку на пол, чтобы она могла заняться своими игрушками.
— Я не представляю, как она будет чувствовать себя защищенной с родителями, которые живут вместе без любви и страсти, — заметила Бронте, скрестив руки на груди.
Встретив взгляд Луки, она почувствовала, как покалывает ее позвоночник.
— Ты думаешь, в нашем браке не будет страсти? — поинтересовался он.
Бронте почувствовала, что краснеет:
— Я не знаю, что и думать. Ты все организовал с головокружительной скоростью. Ты потребовал от меня отказаться от привычной жизни, но я не могу предугадать, что ждет меня в будущем.
После долгой паузы Лука протяжно вздохнул.
— Я понимаю, как тебе трудно, Бронте, — сказал он. — Трудно будет всем нам. Я сочувствую твоей матери, действительно сочувствую. Я сочувствую моей матери, братьям и деду, которые упустили возможность увидеть первые дни жизни девочки. Но ты мать Эллы, а я ее отец. Выбора у нас нет.
Бронте почувствовала, как на глаза наворачиваются жгучие слезы, но сдержала их.
— Ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Ты желаешь полностью контролировать ситуацию. Я тебя понимаю, но ты прав: мне трудно. Я очень упорно работала, чтобы сделать карьеру. А теперь я должна от всего отказаться ради брака, который обречен на провал.
— Не будет провала, если мы поработаем над нашими отношениями, — настаивал Лука. — Я понимаю, насколько важна для тебя карьера. Я помогу тебе устроиться преподавателем балета в Милане.
— Я не говорю по-итальянски, — мрачно напомнила ему Бронте. — Без знания языка я не добьюсь большого успеха.
— Ты можешь брать уроки итальянского, — предложил он. — Я хочу, чтобы Элла говорила на моем родном языке. Важно, чтобы она разговаривала и на английском, и на итальянском языке с раннего возраста. А для тебя я найму частного репетитора.
— Мне кажется, ты способен организовать все, что угодно, — заметила она, нахмурившись.
— Не все, — признался он, проведя рукой по волосам. — Есть некоторые вещи, которые невозможно купить за деньги.
Бронте смотрела, как Лука присел на корточки, чтобы помочь Элле с игрушкой. Он взъерошил мягкие пушистые волосы девочки и улыбнулся нежно и одновременно грустно. А ведь были времена, когда Бронте считала Луку Саббатини сдержанным и хладнокровным.
Лука выпрямился, взяв Эллу на руки:
— Я думаю, ей пора поменять памперс.
— Я поменяю.
— Я справлюсь сам, — возразил он. — В прошлый раз у меня получилось. В любом случае мне нужно практиковаться.
Бронте провела Луку в маленькую ванную комнату и вручила детское мыло.
— Пижаму и новый памперс я оставлю в детской, — сказала она.
Когда она вернулась, Элла плескалась в ванне. Он играла с желтой крякающей уткой. Перед глазами Бронте была типичная сцена: любящий отец и счастливый довольный младенец весело проводят время вместе. Но Бронте стало немного не по себе. Она поняла, что перестала быть для Эллы единственным человеком, к которому та тянулась. Теперь центральным персонажем в жизни Эллы стал отец.
Одев Эллу, Лука рассказал ей сказку и уложил в кроватку. Бронте заметила, что он разговаривает с малышкой по-итальянски.
Проверив готовящийся ужин, Бронте стала ждать Луку в гостиной, бездумно перелистывая журнал.
Он появился через несколько минут.
— Спит, как ангел, — сообщил Лука.
— Она, как правило, быстро засыпает, — произнесла Бронте. — Я думаю, в этом мне повезло. Я не уверена, что справилась бы с капризным ребенком. Но порой, когда она разгуливается, мне бывает нелегко.
Лука поджал губы:
— Снова ты за свое. Осыпаешь меня обвинениями. Представляешь себя в качестве жертвы. Мы оба стали жертвами, Бронте. Когда ты это поймешь?
Бронте вскочила:
— Когда ты поймешь, что не можешь вот так просто вернуться в мою жизнь? Ты разбил мое сердце, Лука. Ты лишил меня уверенности в себе. Я не хочу снова страдать. Я не позволю тебе еще раз причинить мне боль.
— Ты так сильно меня ненавидишь? — шепотом спросил он.
Бронте открыла рот, но потом сжала губы и отвернулась, чтобы Лука не увидел ее слезы.
Напряженная тишина стояла минуту или две.
— Бронте!
— Я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос, — сказала она, не поворачиваясь.
Волосы на ее затылке приподнялись, когда Лука положил руки на ее плечи. По спине пробежала дрожь. Если она отклонится назад, то почувствует его разгоряченное и возбужденное тело.
И тогда она потеряет голову.
Его теплое дыхание ласкало чувствительную кожу Бронте. Он заговорил низким и хриплым голосом:
— Ты не испытываешь ко мне ненависти, дорогая. Тебе ненавистно то, что ты по-прежнему меня хочешь.
Бронте процедила сквозь зубы:
— Я не хочу тебя. Я ненавижу тебя.
Лука хохотнул и провел пальцами по рукам женщины, а затем крепко обхватил ее запястья.