Наверное, теперь мне не надо спрашивать бабушку, что такое старость, подумала Триша, присев, чтобы попи́сать. Наверное, теперь я сама все знаю.
Возвращаясь к вороху веток, под которыми она спала (как бурундук в норке, с усмешкой подумала она), Триша заметила, что одна из горок нанесенных ветром сосновых иголок разворошена. Иголки валялись вокруг, а в одном месте горку сровняли до самой земли. Так может, глубокой ночью она и не обезумела? Или обезумела не до конца? Потому что уже после того, как она вновь заснула, кто-то к ней подходил. Постоял рядом, а может, и посидел, наблюдая, как она спит, гадая, съесть ли ее прямо сейчас или нет. И решил подождать еще день-другой, чтобы она окончательно дозрела, стала сладкой, как ягоды митчеллы.
Триша повернулась на триста шестьдесят градусов, на том самом месте, где точно так же поворачивалась несколько часов назад. Замерла, нервно кашлянула в кулак. Кашель отозвался болью в груди. Боль эта Тришу не испугала, скорее порадовала. Она была теплой, эта боль, тогда как все ее тело закоченело.
– Его нет, Том, – сказала она. – Кто бы он ни был, он опять ушел. Во всяком случае, на какое-то время.
Да, ответил Том, но он вернется. И рано или поздно тебе придется иметь с ним дело.
– Дневную норму несчастий мы уже выбрали, – процитировала Триша бабушку Макфарленд. Она не очень-то понимала, что это должно означать, но думала, что теперь понимает ее слова лучше, чем раньше, и они имели самое прямое отношение к ее нынешнему положению.
Триша села на ворох ветвей, съела три горсти ягод с орешками. Ягоды показались ей не такими вкусными, как днем раньше, – они заметно подсохли, и Триша догадалась, что к ленчу вкус их наверняка не улучшится. Однако она заставила себя съесть все три горсти, а потом направилась к ручью, чтобы попить воды. Увидела еще одну маленькую форель, размером не больше корюшки или сардинки, и внезапно у нее появилось желание поймать ее. Руки и ноги слушались ее уже куда лучше, чем ранним утром, и, по мере того, как солнце прогревало воздух, настроение у Триши начало улучшаться. В ней вновь затеплилась надежда. Она даже подумала о том, что удаче пора повернуться к ней лицом. Да и кашель вроде бы прошел.
Триша вернулась к «кровати», вытащила из-под веток пончо, расстелила его на одном из каменных выступов. Поискала камень с заостренным краем, нашла его неподалеку от того места, где ручей перекатывался через обрыв и сбегал в долину. Сам склон был таким же крутым, как и тот, на котором свалилась Триша в первый день своего блуждания по лесам, но она решила, что спускаться по нему будет легче: много деревьев, о которые можно опереться.
С камнем в руке Триша подошла к пончо (оно накрывало каменный выступ, как скатерть), отрезала капюшон. Девочка сомневалась, что ей удастся поймать форель капюшоном, но попытка – не пытка, а спускаться вниз по склону пока не хотелось. Отрезая капюшон, она напевала песенку «То Да Бойз», которая постоянно вертелась в голове, потом переключилась на песню «М-М-М-Бо» группы «Хэнсон», потом на «Пригласи меня на игру». При этом, даже между куплетами, она то и дело повторяла: «Куда вы позвоните, если у вас разобьется лобовое стекло?»
Холодный ночной ветер разогнал мошкару, но воздух прогрелся, и обычная туча кровососов зависла вокруг головы Триши. Она их не замечала, лишь изредка отмахивалась, когда наиболее нахальные лезли в глаза.
Отрезав капюшон, Триша покрутила его в руках, оценивающе осмотрела со всех сторон. Любопытно. Безусловно, не самое лучшее орудие лова, но любопытно. Хочется узнать, что из всего этого выйдет.
– Так куда ты позвонишь, крошка, куда ты позвонишь, если у тебя разобьется это чертово лобовое стекло, – промурлыкала Триша и направилась к ручью. Выбрала два камня, рядком торчащие из воды, встала на них. Уставилась в поток, бегущий у нее под ногами. Дно выстилала галька, поэтому вода была чистая, незамутненная илом. Рыбок Триша не увидела, но ее это не смутило. Она знала главную заповедь рыбака: наберись терпения. «Крепче обними меня… чтоб я почувствовал тебя», – пропела Триша, рассмеялась. Ну и дурацкое она нашла себе занятие! Крепко держа капюшон за обрезанный край, она наклонилась и опустила самодельный невод в ручей.
Поток потащил капюшон за собой, но не сложил его, то есть Триша все рассчитала правильно. Беда пришла с другой стороны: очень уж в неудобной она стояла позе: спина согнута, попка задрана к небу, голова на уровне талии. Долго в такой позе она простоять не могла, а если бы попыталась опуститься на корточки, ослабевшие, дрожащие ноги подвели бы ее и она плюхнулась бы задницей в ручей. Купание в ледяной воде не пошло бы ей на пользу: она бы еще сильнее раскашлялась.
Когда в висках начала стучать кровь, Триша пошла на компромисс: чуть согнула ноги в коленях и приподняла голову. Тем самым взгляд ее сместился вверх по течению, и она увидела три серебристые полоски (рыбки, кто же еще это мог быть), быстро приближающиеся к ней. Если бы у нее было время на раздумье, Триша почти наверняка поддернула бы капюшон и не поймала бы ни одной. Но так уж получилось, что лишь одна мысль успела промелькнуть в ее голове (прямо-таки подводные падающие звезды), прежде чем серебристые полоски уже оказались между камнями, на которых она стояла. Одна из них обогнула капюшон, две просто вплыли в него.
– Ур-р-ра! – завопила Триша.
Трепеща от радости, наклонилась ниже, чуть не свалившись в ручей, потащила вверх наполненный водой капюшон. Вода полилась через края, Триша шагнула на берег, из капюшона выплеснулась очередная порция воды, вымочив левую штанину. Вместе с ней выскочила и одна рыбка, перевернулась в воздухе, блеснув чешуей, ударилась об воду и уплыла.
– ДЕРЬМО СОБАЧЬЕ! – выкрикнула Триша, рассмеялась. Отошла подальше от ручья, неся капюшон на вытянутых руках. Смех перешел в кашель, но Триша не остановилась, пока не добралась до ровного места.
Заглянула в капюшон, в полной уверенности, что не увидит в нем ничего, кроме воды: она упустила и вторую рыбку, по-другому и быть не может, девочкам не под силу поймать форель, даже молодую и глупую, тем более в капюшон от пончо, просто она не заметила, как рыбка выскользнула. Но форель плавала в капюшоне, словно моллинезия в аквариуме.
– Господи, так что же мне теперь делать? – спросила Триша. Спросила совершенно искренне, потому что действительно не знала.
Ответила, однако, не душа, а тело. Она видела множество мультфильмов, в которых Уил Е. Койот смотрел на Бегающую Кукушку [26] , и у него на глазах она становится главным блюдом праздничного обеда на День благодарения. Она всегда смеялась, Пит смеялся, даже мамик смеялась, если в этот момент подходила к телевизору. А теперь Триша не смеялась. Ягоды и орешки размером с семечки подсолнуха – это хорошо, но недостаточно. Они не насыщали, даже если есть их вместе. Поэтому на форель, плавающую в синем пластиковом капюшоне, тело Триши отреагировало совсем не так, как на орешки и ягоды. Что послужило толчком, откуда пошла реакция, Триша сказать не могла, но внезапно все ее тело зашлось беззвучным криком (ДАЙ ЕЕ МНЕ, ДАЙ), и крик этот не имел никакого отношения к ее разуму. В капюшоне плавала форель, очень маленькая форель, но, что бы ни видели глаза Триши, тело знало, что это обед. Настоящий обед.