— Эм-м-м… — протянул я, не будучи уверенным, какой колкостью подобает отвечать в таком случае.
Лютнист встал. Вторая струна щелкнула кнутом и мягко завыла.
— Луи Седарн. — Он протянул мне руку.
— Ах да. Уильям Бивер. Рад встречи. Милый.
Музыкант странно на меня посмотрел.
— А актеры разве не называют друг друга «милый»? — нервно переспросил я.
— Те, кого я встречал, нет. Но не спрашивайте меня. Я тут новенький, месье.
— Вы — француз?
— Только на краткий период, — проворчал Седарн, после чего быстро добавил: — Бивер… Бивер… А вы не пишете в газетах?
Ваш автор тут же возгордился признанием со стороны иностранного таланта и развеял его сомнения.
— Ваш материал иногда… — начал Седарн.
— Вы знакомы с моими работами?
— Я опорожняюсь, как и всякий другой человек. Иногда мне нечего делать. Та статья, которую вы написали о возвращении Руперта Триумфа и его открытиях, — это…
— Тщательное журналистское расследование, написанное хорошим языком? Исчерпывающая передача фактического материала с лирическими нотками и узорами остроумных афоризмов?
— «Полная ерунда» — вот слова, которые я искал, — ответил Седарн. — И это еще мягко сказано. Ваши факты — сплошной вымысел. У него было два корабля, а не шесть. Экспедиция заняла три года, а не два.
— Наверное, в мои записи вкралась ошибка, — заикнулся я.
— А, ну да. Что же касается его открытий… Я не знаю, откуда вы это взяли… скорее всего, со дна бочонка вина.
Я мучительно поморщился и произнес дрожащим голосом:
— Вы не представляете, каково это. Сжатые сроки… постоянно орущие редакторы, зарубающие статьи и вечно требующие эксклюзива… тиражники, которым нужны только золото, блеск и секс.
— Так это и объясняет идиотизм про «смуглых туземных дев»? — спросил Седарн.
— Да. Простите. Но… — Я замолк и задумался, после чего присмотрелся повнимательнее к неопрятному лютнисту. — А почему это вас так заботит?
Француз пожал плечами:
— Я… мм… знаю его. Довольно хорошо. Он был очень расстроен этой статьей, когда вышла газета.
Я наклонился вперед, как всегда, когда моими действиями овладевает инстинкт журналиста. Глаза мои засияли.
— Вы знаете его? А вы не знаете, где он сейчас находится? Весь наш благословенный город охотится за ним… В смысле… Какой Триумф на самом деле? Говорил ли он вам о чем-нибудь? А Магией он, ну вы понимаете, не баловался?
— Нет. И нет. И так далее. Я не видел Триумфа много лет. — Седарн сел, тронул струны и принялся вращать колки, добиваясь от инструмента послушания.
Он казался мне взволнованным, словно только что чуть не выдал себя, сболтнув лишнего.
— А вы, собственно, зачем пришли сюда? — резко спросил он, когда струны завыли в унисон, срочно сменив тему разговора.
— Я известен своим… — ответил я и замолчал. По крайней мере, я уже убедился, что нахожусь рядом с человеком, от которого откровенную брехню не скроешь. Не хотелось испытывать удачу или произвести плохое впечатление. — Они ищут комика, чтобы потешать всякую рвань в антрактах. Всего лишь скромный дивертисмент. Хочу расширить горизонты. Газеты мне никогда особо не нравились. Я хочу стать… комиком.
— Ну, вы забавный парень, — едко заметил Седарн.
— Правда?
«Нет», — явно ответил его угрожающий взгляд. Я почувствовал себя маленьким и жалким. Вздохнул. Утро представлялось мне в совершенно иных красках. Я посмотрел по сторонам, ища ближайший выход, куда бы мог удрать. Помещение за сценой представляло собой лес осыпающихся раскрашенных кулис и сваленных в кучу кусков декораций.
— Погодите, — неожиданно смягчился француз. — Откуда мне знать? Я же не видел вашего номера.
— А не хотите посмотреть? — спросил ваш покорный слуга, я, Уилм Бивер, снова нацепив на лицо улыбку.
— Не на голодный желудок. Ну и какие у вас дела в театре?
Я подошел ближе к лютнисту и сказал:
— На прошлой неделе я беседовал с мистером Гомоном в «Медвежьей голове». Похоже, ему понравились мои афоризмы и остроты.
— А он пил?
— Как рыба. Но я смотрю на это с другой стороны… Разве моя будущая аудитория будет трезвой?
Седарн захихикал:
— Нет. Никогда. Это ободряет. Так что вам сказал Гомон?
— Что он даст мне время в антракте для разогрева публики перед третьим актом. Десять минут. Политика, колкости на социальные темы, шутки ниже пояса. Если я не буду осмеивать королеву или упоминать скандал с Триумфом, все будет в порядке.
— Будет. Я сейчас его найду, — сказал Седарн, вставая и передавая мне лютню с номером Секретной Службы. — Присмотрите за ней?
Я взял инструмент, словно стажер в компании по погрузке животных, страдающий врожденной черепахофобией.
— Спасибо, — поблагодарил француз.
— Я так понимаю, скоро приедет гостевая труппа, — заметил я. — «Деревянный Ох» затопило, и…
— Именно. Они прибудут еще до полудня. И вот тогда сцена превратится в эшафот для актеров «Лебедя». По-моему, они даже свой текст еще не выучили, — сказал Седарн, остановившись на пути в гримерку и оценивая меня и мои способности по ухаживанию за лютней. — Послушайте, не окажете мне одну услугу?
Рев грима и запах толпы, [36] можно сказать «эльдорадо» всей моей жизни, были так близки, что я их почти чувствовал. По правде говоря, ощущения оказались не самыми приятными, но я был уверен, что привыкну к ним. Как к скотчу. Если бы тогда я поставил крест на собственной заветной мечте, причем в нескольких шагах от ее свершения, то проклял бы себя на всю оставшуюся жизнь. А потому я был решительно настроен познакомиться с правильными людьми, совершить правильные действия, дать на правильные лапы и вообще сделать все возможное, дабы расположить к себе любого, кто смог бы подтолкнуть меня по лестнице к славе со скоростью в один пролет зараз (впрочем, существовали пределы, которыми поступиться я не мог, — никаких проколов любых частей тела, а чужие бороды вызывали у меня сыпь).
Я улыбнулся Седарну так широко, что уголки губ ткнулись в мочки ушей, и совершенно бескорыстно ответил:
— Да, любую.
В неприметном портшезе, ненавязчиво припаркованном на платной стоянке позади «Лебедя», сержант Клинтон Иствудхо опустил подзорную трубу и голубым карандашом пометил время в отчете голубо-карандашного цвета.
«Одиннадцать сорок шесть, — записал он. — Неизвестный субъект зашел в „Лебедь“ семнадцать минут назад. Похоже, говорил с агентом Бордом».