— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал Фит. — Это сказание? Это случилось с тобой в прошлом?
Фит испугался. Он опасался, что слышит небесную магию, а ему не хотелось с ней связываться.
Внезапно вышнеземец приподнялся и открыл глаза. Он с ужасом уставился на Фита.
— Я спал! — закричал он. — Я спал, а они стояли и смотрели на меня.
Он моргнул, и реальность смыла его лихорадочный сон. Вышнеземец откинулся на спину и застонал.
— Это было так реально, — прошептал он, обращаясь, похоже, к самому себе. — Прошло целых пятьдесят лет, а кажется, это было вчера, и я как будто снова оказался там. У тебя бывают такие сны? Сны, которые пробуждают отчетливые воспоминания о давным-давно забытых событиях? Я правда был там…
Фит сердито заворчал.
— …а не здесь, — угрюмо добавил вышнеземец.
— Я пришел в последний раз спросить тебя: не хочешь ли ты получить удар милосердия?
— Что? Нет! Я не хочу умирать.
— Ну, во-первых, мы все умрем. А во-вторых, тебя об этом никто и спрашивать не будет.
— Помоги мне подняться, — попросил вышнеземец.
Фит поднял его на ноги и прислонил к ограждению на корме. В лицо полетели первые пригоршни ледяной крупы. Небо над головой затянуло темными тучами такого цвета, каким бывает лицо задушенного человека. И их стало покачивать на ледяном поле.
Приближающийся шторм бросал им навстречу острые осколки льда. Поздновато для такой сильной бури. Плохая новость, с какой стороны ни посмотри. При такой скорости ветра им никуда не скрыться и буря их наверняка настигнет.
— Где мы находимся? — спросил вышнеземец, щурясь от налетавших ледяных брызг.
— Примерно в середине того места, где наша удача улетела ко всем чертям, — ответил Фит.
Драккар тряхнуло на остром торосе, и вышнеземец судорожно вцепился в борт.
— Что это? — спросил он, показывая вперед.
Они стремительно приближались к одному из отдаленных северных эттов градчан. Небольшая застава, состоящая из нескольких шалашей, укрывшихся между невысокими утесами, что поднимались над ледяной равниной. Градчане пользовались ими для пополнения запасов и безопасной стоянки рыболовных лодок, когда оттаивало море. Сейчас поселение уже несколько месяцев пустовало.
Перед эттом изо льда торчало несколько копий — шесть или семь в ряд, воткнутых наконечниками вниз. На каждый из них была насажена человеческая голова.
Все головы широко раскрытыми глазами смотрели в сторону ледяного поля.
Скорее всего, это были головы преступников или вражеских пленников, обезглавленных в процессе ритуала, но, возможно, градчане в отчаянии перед надвигающимся злом принесли в жертву и своих соплеменников. А открытые глаза должны помочь вовремя заметить беду и предупредить людей.
Фит сплюнул и выругался. Он очень хотел бы, чтобы Йоло нарисовал на их лицах оберегающие знаки для охраны от магии. На носу драккара, конечно, имелись глаза — всевидящие очи небесного бога с солнечными дисками, нанесенные золотом и украшенные драгоценными камнями. Такие обереги рисовали на всех драккарах, чтобы они могли находить верный путь, видеть опасность и отражать вражескую магию.
Фиту хотелось надеяться, что этого будет достаточно. Драккар вождя был сильным и прочным, но он прошел долгий путь и устал, и Фит не был уверен, что глаза на носу еще смогут отразить колдовство.
— Предостерегающие боги, — бормотал вышнеземец, уставившись на насаженные головы. — Держись подальше. Не подходи. Я тебя вижу.
Фит его не слушал. Он заорал на всю узкую длинную палубу, чтобы Гутокс поворачивал. Этт оказался обитаемым. В следующую секунду драккар пронесся мимо насаженных на копья голов и покатился по прибрежному льду под тенью утеса.
Гутокс вскрикнул. До этта еще было два или три полета стрелы, но кто-то оказался либо очень удачливым лучником, либо ему благоволила Подвселенная. Стрела попала в Гутокса.
Потом послышались удары новых стрел, вонзавшихся в борта драккара и в лед вокруг. Между скалами Фит заметил лучников; еще одна группа стрелков вышла на отмель.
Он бросился к Гутоксу. Лерн и Бром тоже поспешили на корму.
Это был невероятно удачный выстрел, но только не для Гутокса. Стрела прошла сквозь рукав туго сплетенной кольчуги, пронзила мышцу, задела кость, потом снова проткнула рукав, кольчужную рубаху и застряла между ребрами хэрсира, намертво приколов руку к телу. Гутокс тотчас выпустил веревку одного из боковых рулей. От непереносимой боли, чтобы не заорать, он прокусил себе язык.
Еще две стрелы вонзились рядом с ним в доски палубы. Фит увидел, что их наконечники сделаны из крепкой, как железо, чешуи глубоководного морского чудовища, со скошенными зазубринами наподобие гребня.
Вот такая стрела и попала в Гутокса. Вытащить ее было невозможно.
Гутокс сплюнул кровь и попытался повернуть румпель. Бром и Лерн с криками пытались перехватить у него управление, старались сломать стрелу, чтобы освободить его руку. Гутокс уже терял сознание.
Налетел следующий шквал стрел. И похоже, стрелял тот же удачливый лучник. Стрела ударила сбоку в голову Гутокса, оборвав его страдания и его нить.
В лица вместе с крупой полетели брызги крови. Гутокс вывалился со своего места, и, хотя Бром и Лерн тотчас заменили его, на долю секунды драккаром завладел ветер.
Этого мгновения ветру оказалось достаточно, и он ничуть не заботился о спасении их жизней.
Ветер швырнул их на окаймлявшие отмель скалы, и драккар раскололся, словно глиняный кувшин. Крушение не было мгновенным: на челн как будто обрушилась целая серия ударов гигантского молота. Мир задрожал, перевернулся, и вибрирующий воздух заполнился пылью и осколками камней, снежной крупой и ледышками и разлетающимися щепками корабельного дерева, острыми, словно штопальные иглы. Обезумевший ветер сорвал паруса с той же легкостью, с какой злой ребенок обрывает крылья стрекозы. Освобожденная парусина оглушительно хлопала и рвалась в небо, веревки со свистом взлетели до блоков и обвились вокруг крепежных стержней. Трущиеся по сухому дереву канаты вызвали тонкие струйки резко пахнущего дыма и так сильно натянулись, что жужжали и гудели, словно пчелы.
Запах дыма Фит ощутил в последний миг жизни драккара. Палуба под ним разломилась и подбросила его к сумрачному небу. А потом он лицом вниз упал на лед.
Драккар остался лежать на скалах, куда его выбросил ветер. Фит с забитым льдом и кровью ртом еще некоторое время скользил по стеклянной глади морского льда. Наконец, кувырнувшись через голову, он остановился.
Фит огляделся. Под ним была тусклая и холодная, словно лезвие меча, поверхность. Лицо и грудь болели, как будто он получил удар плоскостью секиры.