Но Роланд уже шел дальше. Он залпом осушил серебряную чашу, не обращая внимания на стекающую с подбородка пену, и швырнул ее о каминную полку с такой силой, что металл погнулся.
Теперь отец направлялся к нему, отшвырнув по пути еще один стул. Миг — и его горящие глаза встретили взгляд Томаса. Мальчик почувствовал, как его наполняет серый, липкий ужас.
Отец смотрел на него, оскалив желтоватые зубы, пуская изо рта пиво, смешанное со слюной.
«Ты, — прошептал Роланд низким, страшным голосом. — Что ты пялишься? Что ты хочешь увидеть?»
Томас не мог двинуться. «Найдут, — простонал его разум. — Клянусь всеми богами, меня найдут и упрячут в темницу!» Томас был уверен, что отец говорит с ним, но это было не так — Роланд говорил с Нинером, как и с прочими головами. Если Томас мог видеть его через стеклянные глаза, то и отец мог видеть его, если бы не был так пьян. К тому же, Томас был настолько парализован страхом, что глаза его почти не двигались. А если и двигались, и отец заметил это, то что он мог подумать? Что дракон оживает? В таком состоянии он вполне мог в это поверить. Если бы Томас в это время моргнул, Флеггу, возможно, не пришлось бы прибегать к яду. Старое сердце короля, могло бы не выдержать такого испытания.
Внезапно Роланд качнулся вперед.
«ЧЕГО ТЫ ПЯЛИШЬСЯ? — прорычал он, и, конечно же, он говорил с Нинером, последним драконом Делейна, хотя Томас этого не знал. — Что ты на меня уставился? Я делал все, что мог, всегда делал все, что мог! Разве я просил об этом? Ну, отвечай! Я делал все, что мог, и посмотри на меня теперь! Посмотри на меня!»
Он опять распахнул халат, открыв нагое волосатое тело с серой кожей.
«Посмотри на меня!» — повторил он и опустил голову, сотрясаясь в рыданиях.
Томас больше не мог этого вынести. Он закрыл панели за глазами дракона и вслепую кинулся прочь по темному ходу, ударившись о закрытую дверь. Не обращая внимания на льющуюся со лба кровь, он вскочил, дрожащими руками нашарил пружину и пустился бежать по коридору, даже не убедившись, что его никто не видит. Перед ним стояли налитые кровью глаза отца, и он слышал только его вопль: «Что ты на меня уставился?» Он не знал, что отец уже впал в пьяное забытье. Когда Роланд проснулся утром с ужасной головной болью и ноющими суставами (все же он был уже слишком стар для таких нагрузок), он первым делом взглянул на драконью голову. Когда он был пьян, ему редко что-нибудь снилось, но этой ночью ему приснился страшный сон: стеклянные глаза дракона задвигались, и Нинер возвратился к жизни. Он дохнул на него своим мертвящим дыханием, и король почувствовал, как невыносимый жар охватывает его тело.
Жуткое видение еще стояло у него перед глазами, когда он, проснувшись, огляделся вокруг. Но все было, как всегда. Нинер смотрел со стены, выставив раздвоенный язык за частокол зубов, похожих на копья. Его зеленовато-желтые глаза застыли навеки. Над ним висели лук Роланда и великая стрела, до сих пор черная от драконьей крови. Он пересказал сон Флеггу, который только молча кивнул, а потом и вовсе забыл о нем.
Но Томас не мог забыть. Он просыпался от кошмаров, в которых отец смотрел на него и кричал: «Смотри, что ты сделал со мной?» — обнажая отвисший живот, вялые мускулы, старые уродливые рубцы на теле. Он словно говорил, что это вина Томаса, что если бы он не шпионил…
«Почему ты не ходишь к отцу? — спросил его как-то Питер. — Он думает, что ты сердишься на него». «Что я сержусь на него?» — Томас был удивлен. «Так он сказал за чаем, — Питер внимательно поглядел на брата, на его бледное лицо и синяки под глазами. — Том, что случилось?»
«Ничего», — медленно проговорил Томас. На следующий день он вышел к чаю, где его ждали отец и брат. Это потребовало от него немалой храбрости — иногда и Томас обнаруживал храбрость, обычно когда его припирали к стенке. Отец поцеловал его и спросил, что с ним такое. Томас пробормотал, что неважно себя чувствует, хотя на самом деле теперь он чувствовал себя хорошо. Отец неуклюже обнял его и потом вел себя, как обычно — то есть все внимание уделял Питеру. На этот раз Томас был благодарен ему за это. Ему не хотелось, чтобы отец обращал на него слишком много внимания. Той ночью, лежа без сна и слушая вой ветра, он решил, что никогда больше не будет подглядывать за отцом. Постепенно кошмары стали приходить к нему реже и, наконец, прекратились.
Но главный конюший Иосиф был прав: мальчишки легко дают обещания и легко о них забывают. В конце концов желание Томаса шпионить за отцом пересилило его страх и благие намерения. И случилось это как раз в ту ночь, когда к его отцу пришел Флегг.
Когда Томас открыл панели, отец с братом допивали их вечерний бокал. Питер был теперь семнадцатилетним парнем, высоким и красивым. Они сидели у камина, попивая вино и разговаривая, как старые друзья, и Томас почувствовал, как старая ненависть опять разъедает его сердце. Через какое-то время Питер встал и вежливо попросил разрешения уйти.
«Ты каждый вечер уходишь все раньше», — заметил Роланд.
Питер что-то пробормотал.
Роланд улыбнулся печально-понимающей улыбкой, почти уже беззубой.
«Я слышал, она хорошенькая».
Питер выглядел растерянным, что было на него непохоже. Он стал оправдываться — тоже необычно.
«Иди, — прервал его Роланд. — Будь с ней ласков… но не прячь жар, если он есть в тебе. Старость холодна, Питер, поэтому пусть твой огонь горит ярко, пока хватает топлива».
Питер улыбнулся:
«Отец, ты говоришь, как глубокий старик, но для меня ты все еще молод и силен».
Роланд обнял его.
«Я люблю тебя», — сказал он.
«Я тоже люблю тебя отец», — Питер обнял его в ответ, и Томас в своей одинокой темноте (шпионят всегда в одиночестве и почти всегда в темноте) поморщился.
Питер ушел, и примерно полчаса ничего не происходило. Роланд сидел у камина, попивая пиво стакан за стаканом. Он не рычал, не говорил со звериными головами, не крушил мебель. Томас уже хотел уходить, когда в дверь постучали.
Роланд смотрел на огонь, завороженный пляшущими языками пламени. Потом он поднял голову.
«Кто там?»
Томас не услышал ответа, но отец встал и открыл дверь. Сперва Томас подумал, что его привычка говорить с головами на стенах приобрела новый оборот, и он начал говорить с воображаемыми людьми.
«Странно видеть тебя в такой час, — сказал Роланд, отходя к камину вместе с невидимым собеседником. — Я думал, в это время тебя не оторвать от зелий и заклинаний».