Куда же они делись? Деннис не мог знать, что крысы, в изобилии водившиеся раньше в трубах, не тревожили обитателей замка уже пять лет — с того самого дня, когда Флегг выбросил в водосток камень и нож, на которых осталось несколько крошечных частиц Драконьего Песка. Многие крысы сгорели заживо, отравленные парами ужасного яда, а остальные ушли и до сих пор не вернулись, хотя за эти годы яд большей частью выветрился. Но если бы Деннис прошел ближе к жилищу Флегга, он тоже мог бы умереть. Не знаю, что его спасло — случай или судьба.
Дойдя до угла, Деннис выглянул из-за него и увидел молодого заспанного стражника. Сердце его подпрыгнуло, но зато теперь он знал, где находится.
Когда стражник ушел, Деннис быстро, с уверенностью человека, знающего замок, как свои пять пальцев, отправился в западное крыло, где хранились салфетки. Он старался выбирать самые темные коридоры и при каждом звуке, реальном или воображаемом, прижимался к стене. Весь путь занял почти час, и ему ужасно хотелось есть.
Забудь о брюхе, Деннис — думай в первую очередь о своем хозяине!
Часовой вдали прокричал четыре часа. Деннис уже был близок к цели, когда из-за поворота вдруг показался стражник. Деннис вжался в стену, стараясь не дышать. Вот сейчас стражник повернется, увидит его, схватится за меч… и это будет концом и для Денниса, и для Питера.
От стражника несло прокисшим вином и потом. Он остановился, поковырял в носу, потом вдруг запел надтреснутым голосом:
«Знал девчонку я друзья… Марчи-Мельд ее звал я… Я прошел бы семь морей… Чтоб обнять ее скорей… Тутти-синди, тутти-на, дайте мне стакан вина…»
Тут с Денисом случилось нечто ужасное. Его нос начал чесаться. Скоро он должен чихнуть.
«Иди же, болван!» — взмолился он про себя.
Но стражник вместо этого извлек из левой ноздри что-то зеленое и принялся разглядывать.
«Знал девчонку я, друзья, — завел он снова. — Дарчи-Дарл ее звал я… Целовал я тыщу раз Милых губ ее и глаз… Тутти-синди, тутти-на… дайте мне стакан вина».
«Об башку бы тебе стакан вина, — подумал Деннис. — ПРОВАЛИВАЙ!» Нос чесался все сильней, но он не осмеливался тронуть его, боясь быть замеченным.
Стражник еще покопался в своем носу и, наконец, ушел, по-прежнему напевая дурацкую песенку. Едва он отошел, как Деннис зажал нос и рот и чихнул. Он ожидал лязга металла и воплей, но стражник ничего не заметил. Раньше за пьянство на посту он мигом загремел бы на дальнюю границу, но времена изменились. Деннис немного подождал, потом с опаской двинулся к двери справа по коридору. Он хорошо знал эту дверь, хотя теперь рядом с ней стояло кресло. Дверь вела в хранилище салфеток. Ее не запирали раньше, не запирали и теперь — кому нужны старые салфетки?
Стоя здесь, он вспомнил вопрос, который задал ему Пейна: «Знаешь ли ты, откуда берут салфетки для принца Питера?» Этот вопрос показался Деннису легким, но вы, быть может, заметили, что все вопросы, на которые знаешь ответ, кажутся легкими. Деннис взял деньги у Бена — собственно, у Андерса Пейны, и считал своим долгом проверять время от времени, выполняется ли то, на что эти деньги пошли.
Он рассказал Пейне о хранилище салфеток (чему тот был весьма удивлен) и о том, как каждую субботу служанка берет оттуда двадцать одну салфетку, гладит их и вывозит на маленькой тележке за дверь, откуда воскресным утром слуга относит их в Иглу и передает одному из стражников.
Все это он рассказал Пейне.
Теперь Деннис подошел к тележке, где лежала очередная партия салфеток. Он откинул верхнюю. Воскресный завтрак. Воскресный обед. Если бы он откинул и воскресный ужин, вся наша история могла бы кончиться по-другому. Но он решил, что под тремя салфетками записка будет в безопасности. Он извлек из подкладки куртки булавку, которую нашел накануне в фермерском доме, и аккуратно пришпилил записку к внутренней стороне салфетки.
«Найди ее, Питер, — прошептал он громоздящимся вокруг пирамидам салфеток. — Найди ее, мой король».
Деннис знал, что пора прятаться. Скоро замок проснется, конюхи отправятся в конюшни, прачки — в прачечную, кухарки — на кухню. При мысли о кухне у Денниса опять заныло в животе. Теперь и репа казалась ему необычайно вкусной.
Он прошел вглубь и укрылся в дальнем углу хранилища. От салфеток шел сладкий сухой запах залежалости. Он разложил их стопку на полу, а еще одну подложил под голову. Это было не самое роскошное ложе, но после долгого пути и всех ночных страхов спать ему хотелось еще сильнее, чем есть. Скоро он спал, и прежде чем мы на время оставим его, хочу пожелать тебе, читатель — пускай твой сон будет таким же сладким и безмятежным, как его сон в ту ночь.
В субботу вечером, когда Деннис замирал от ужаса на поле, когда черная тень мыслей Флегга пронеслась над ним, Бен Стаад и Наоми Ричфул расположились на ночлег на заснеженной пустоши милях в тридцати от бывшего дома Андерса Пейны.
Они разбили временный лагерь. Пока Бен натягивал палатку и разводил огонь, Наоми отвязывала собак. Потом она варила в котелке оленину. Они молча поели, и девушка вернулась к собакам. Лайки уже спали, все кроме Фриски, ее любимицы. Фриски поглядела на хозяйку своими почти человеческими глазами и лизнула ей руку.
«Хорошо поработала, милая, — сказала Наоми. — Теперь спи. Лови лунных зайцев».
Фриски послушно положила голову на лапы. Улыбнувшись Наоми вернулась к огню. Бен сидел там, обняв руками колени; лицо его было задумчивым.
«Скоро снег».
«Я так же хорошо предсказываю погоду, как и ты, Бен Стаад. Феи водят хоровод вокруг головы принца Эйлина».
Бен посмотрел на луну и кивнул. Потом опять стал глядеть в огонь.
«Знаешь, я видел плохой сон. Сон о… о том, кого лучше не называть по имени».
Наоми зажгла сигару и предложила другую Бену, но он покачал головой.
«Мне, похоже, снился тот же сон», — сказала она, пытаясь говорить равнодушно, но в голосе ее слышалась тревога.
Он в недоумении уставился на нее.
«Да. Во сне он смотрел на какую-то блестящую штуку и произносил имя Питера. Я не из тех неженок, что вопят при виде мыши или паука, но от этого сна мне захотелось кричать».
Вид у нее был смущенный.
«Когда это было?»
«Две ночи назад».
«А мне это снилось четыре ночи назад. И не думай, что я буду над тобой смеяться и обзывать плаксой-ваксой. Я тоже чуть не заорал».