– А вот Калюжный вполне возможно в тебя влюблен, раз кинул на стол такую карту... Это чтобы Столбов не вздумал мстить...
– Да ладно, Ветка, какое значение имеют эти детские влюбленности в преподов!
– Да вот пригодилось же! Ладно, главное, ты за себя постояла! Так ты не уйдешь теперь?
– Пожалуй, не уйду!
– Я могу это передать Ермолаичу?
– А ты что, засланный казачок? – расхохоталась Яна.
– Ну, в некотором роде. Ермолаич просил на тебя повлиять.
– Считай, что повлияла.
– Миша, что происходит? – осведомилась Нелли Яковлевна, когда сын приехал за ней, чтобы отвезти к зубному врачу.
– Ты о чем, мамочка?
– Что у тебя с Яной происходит?
– Мама, ну что происходит между мужчиной и женщиной? Не верю, что ты уже забыла!
– Не груби! Я серьезно! Вы собираетесь жениться?
– Да нет пока, нам и так хорошо.
– Ты уверен, что все хорошо?
– Мама, к чему ты клонишь?
– Ты в ней разочаровался?
– Боже упаси, что ты, мама! Я с ума по ней схожу! Но мы решили пока не жениться...
– Ты решил, или она решила?
– Мамуля, я же ясно сказал – мы! Мы оба! В конце концов, штамп в паспорте ничего не решает...
– Но я хочу внуков!
– Вот тут загвоздка, мама. У Яны не может быть детей.
– Так я и знала! Так и знала, она слишком уж идеально тебе подходила, я все думала, где же там обнаружится изъян... И что, это категорически?
– Увы, да. Ее шведский муж ее избивал, ну и...
– Избивал? И она все-таки с ним жила? Не понимаю!
– Мама, она была... Словом, я не могу и не хочу об этом говорить. У нее было ужасное детство, не менее ужасное отрочество и практически безрадостная юность. Поэтому для меня непереносимы все эти разговоры. Я удивляюсь, что у нее еще есть силы жить вообще и более того, даже радоваться жизни! – довольно жестко отрезал Миша. И чуть помедлив, добавил: – Я люблю эту женщину и меня совершенно не волнует, что по этому поводу думают другие.
– И я в том числе?
– Прости, мама, но это так.
Нелли Яковлевна искоса посмотрела на сына и сочла за благо промолчать. Миша крайне редко бывал таким непреклонным.
Через несколько минут Нелли Яковлевна спросила:
– А скажи мне, как продается твоя книга?
– Да неважно пока, как ее выловить в этом море книг? Правда, на днях планируется ее презентация на весенней ярмарке.
– Что это значит?
– Ну, на ВВЦ у меня будет полчаса, я смогу что-то рассказать людям о себе, о книге, это такая рекламная акция, а потом будет так называемая автограф-сессия, если, конечно, отыщется такой идиот, которому нужен мой автограф!
– А кто тебя будет представлять?
– Понятия не имею.
– Как ты мог не спросить?
– Что я должен был спросить?
– Ну, хотя бы это будет девушка или молодой человек?
– А какая мне разница, если я все равно никого там не знаю?
– А я смогу туда пойти?
– Разумеется! Только тебе-то это зачем?
– Интересно, хочу посмотреть, как это все происходит. Любопытно!
– Ну что ж...
– А Яна пойдет?
– Обязательно!
– Вот и хорошо, а потом ты должен нас пригласить в ресторан!
– Прекрасная идея! Я вот думаю еще Тимку позвать. Ему, кстати, моя книга очень понравилась!
– Ты мне ничего не говорил!
– Мам, ну что, я должен был мчаться к тебе с радостной вестью: «Мамуля, Тиме понравилась моя книжка»? Как ты себе это представляешь?
– А Яна уже прочла?
– Прочла и ей тоже понравилось, хотя она обнаружила там одну маленькую нестыковочку в сюжете, одну прямую ошибку и несколько опечаток!
– Да? А я ничего не заметила!
– А кроме нее вообще никто не заметил! У нее очень точный глаз и отличное языковое чутье. Откуда бы, кажется? В доме ее мамаши вообще книг не было. А вот поди ж ты!
– В самом деле, удивительно. Если ты и дальше намерен выпускать книги, такая приметливая женщина тебе может здорово пригодиться. Так какого числа это мероприятие будет?
– В субботу, девятнадцатого, в половине пятого. Понимающие люди говорят, что это вполне престижно...
– Что именно?
– Выходной день и хорошее время...
– Чушь собачья!
– Я тоже так подумал, но если уж ввязался в эту историю...
Как странно, думала Яна, почему мне все время как-то тревожно? Казалось бы, все у меня хорошо, даже отлично, и в институте после того скандала все успокоилось. Столбов сначала был тише воды, ниже травы, а теперь и вовсе исчез, говорят, вместе с папашей слинял за границу. Тот, как выяснилось, украл какие-то несметные миллионы из государственной казны. И Миша со мной, мне с ним хорошо, тепло, уютно. Он, кажется, действительно любит меня... А я? Мне странно и непривычно ощущать себя любимой. Кто меня любил в моей жизни? Только Олег... Ведь даже в детстве, когда многие дети купаются в родительской или хотя бы материнской любви, я была как волчонок... Хотя кто сказал, что волчицы не любят своих детенышей? Я всегда чувствовала, что не нужна матери, что я для нее обуза... Как она меня называла в раннем детстве? Чертово семя! А об отце, кроме как о «сраном шляхтиче», она не отзывалась. Бабушки тоже не было... Никого! Мать, конечно, кормила меня, мыла, она чистюля была, кое-как одевала, но никогда не ласкала, не шептала нежностей. Господи, как я завидовала девчонкам во дворе, чьи матери иногда мимоходом поцелуют свое дитятко. Мать никогда не справляла мой день рождения, я даже не понимала, что это такое... Один раз меня пригласили на день рождения Митьки Клокова, мальчишки с нашего двора. Я сказала матери, что меня позвали на день рождения. Она закричала, что незачем мне туда идти, она меня не пустит и чтоб я думать забыла об этой глупости, а на другой день вдруг сказала:
– Ты вот что, сходи к Клоковым, поиграйся там с ребятней... Тебя к какому часу звали?
– К трем.
– Вот и славно, – она достала из комода коробку конфет. – На вот, подаришь этому оглоеду.
– Зачем?
– На день рождения надо подарки дарить! Обычай такой, дебилы какие-то придумали! А теперь куда денешься!
– А кто такие дебилы?
– Идиоты недоделанные! Значит, к трем, говоришь? – Она позвонила куда-то и сказала совсем другим тоном: – Привет, подваливай к трем, моя оглоедка к трем на день рождения идет!