Доверие. Их отношениям не хватало доверия. Ведь и она сделала поспешный вывод, увидев, как он беседует с Шарлоттой на благотворительной вечеринке клуба «Розовая лента». Разве может она упрекать его в том, что он бездоказательно обвинил ее в связи с Фредди?
— Как твоя рука? — спросил Шон, когда она потянулась, чтобы снять с крючка ключи от Розочки.
— Хорошо. Благодаря твоей вовремя оказанной первой медицинской помощи.
Он взял у Элли ключи от фургона, потом внимательно рассмотрел ее руку. Отек пропал, но на коже красовался болезненный темный синяк. Видимо, лопнули кровеносные сосуды.
Шон накрыл ее руку ладонью:
— Мне очень жаль, Элли.
— Ну и что же ты сделал с ним? — поинтересовалась она. — Я говорю о Фредди.
— Я?
— Должно быть, ты что-то сделал. Его секретарша вручила мне денежный чек на крупную сумму и долго извинялась. Это произошло через час после того, как ты ушел.
— Возможно, Фредди понял, сколько неприятностей у него может появиться, — пожал плечами Шон.
— Вероятно, кто-то помог ему понять это, — многозначительно произнесла Элли.
Он покачал головой:
— Я просто немного поболтал с ним. Изложил свои варианты развития событий. Напомнил, как негативно повлияют на его бизнес слухи о сексуальных домогательствах. Рассказал о некоторых тонкостях трудового законодательства.
— Но…
— На меня работают семьдесят с лишним человек, Элли. Я знаю, о чем говорю.
— И это все? Ведь секретарша Дженни, которая принесла чек, сказала, что Фредди был доставлен в травмпункт.
А Элли всю ночь пролежала без сна, воображая, что Шона забрали в полицию.
— Я с ним всего лишь поговорил, Элли. Фредди сначала бушевал, но вскоре счел мои доводы убедительными и выписал чек на сумму, равную не выплаченной тебе заработной плате плюс компенсация за моральный ущерб. Он написал извинение, которое я ему продиктовал. Ни у кого не останется никаких сомнений в том, за что именно он извинился.
— Извинение, должно быть, оказалось для него болезненнее разбитого носа, — заметила Элли.
— Ты не присутствовала при нашем разговоре.
— А ты плохо знаешь Фредди, — парировала она и покраснела.
Он коснулся ладонью ее разгоряченной щеки:
— Ты тоже плохо его знаешь. Как только Фредди отправил к тебе секретаршу, я сопроводил его в травмпункт. И знаешь что? Я оказался прав. Он заявил медсестре, что споткнулся и упал.
— Шон…
— А напоследок я скажу, что тебе не придется обходить стороной тот район, где находится ресторан «Синий вепрь». Мистер Фредериксон оставил на посту руководителя своего помощника. С сегодняшнего дня «Синий вепрь» выставлен на продажу, а Фредди отправился в длительный отпуск. Он хочет поправить здоровье.
Элли сглотнула:
— Я не знаю, что сказать.
— Ничего не говори.
Шон помрачнел, а Элли захотелось обнять его и попросить, чтобы он ни в чем себя не винил. Ей захотелось повернуть голову и прижаться губами к его прохладной руке. Прежде чем она успела поддаться искушению, Шон отпустил ее руку.
Что бы она ни сказала, что бы она ни сделала, ей не удастся изменить то, что сейчас испытывает Шон. Был только один человек, который мог простить его за совершенные им ошибки. Он сам.
При мысли об этом сердце Элли наполнилось любовью. Шон проделал очень долгий путь, чтобы научиться любить членов своей семьи. Она вдруг поняла, что без него будет чувствовать себя не просто одинокой, а потерянной.
— Пойдем. Давай-ка всех удивим и сделаем эту свадьбу незабываемой, — сказала она.
«Да, эту свадьбу вряд ли забудут», — размышлял позднее Шон. Несмотря на ушибленную руку, Элли отлично справлялась со своей работой.
На ней было серебристо-серое платье в белую полоску с широкой юбкой длиной до щиколоток и черным бархатным поясом, подчеркивающим талию, белые кружевные перчатки и маленькая черная шляпка. Элли была свежа и великолепна. Она широко улыбалась, и никто не догадался бы, что пережила девушка за прошедшие двадцать четыре часа.
После церемонии, состоявшейся в маленькой церкви в Мелчестере, Элли вручила невесте мороженое, завернутое в несколько слоев блестящей ажурной бумаги. Мороженое походило на букет цветов. Оно было украшено хлопьями белого шоколада и посыпано серебристой сахарной пудрой.
Невеста сняла с мороженого шоколадную корочку, отдала ее своему мужу и произнесла:
— На нашем первом свидании, Стив, ты отдал мне шоколадные хлопья со своего мороженого. Теперь я отдаю тебе хлопья с моего мороженого. Таким образом, я хочу сказать, что готова разделить с тобой и печали, и радости. И шоколад.
— Это все, что нужно для счастья? — шутливо поинтересовался Шон, когда Элли присоединилась к нему в Розочке. — Хлопья шоколада?
Они наблюдали, как молодожен разломил шоколадную корочку и отдал половину жене.
— Ты проделала совершенно фантастическую работу, — заметил Шон, когда они направились обратно в Лонгборн. Розочка была украшена атласными серебряными лентами. — Я скажу Хэтти, чтобы она указала название твоей фирмы на приглашениях на свадьбу.
— Я ничего не смогла бы сделать без тебя.
— Ты можешь добиться всего, чего захочешь. Ты умница, Элли.
— Именно ты спровоцировал меня на этот шаг, Шон. Заставил залезть в фургон. Мне было ужасно страшно. Я злилась. — Она покачала головой. — Я даже не понимала тогда, насколько сильно злилась. На всех. Базил стал очередным человеком, который захотел создать мне проблемы, но ты… — Элли коснулась его руки. От ее прикосновения по телу. Шона пробежал жаркий трепет. — Ты помог мне начать новую жизнь. — Затем, будто испугавшись того, что сказала слишком много, девушка прибавила: — Остается надеяться, что теперь Базил не заберет у меня Розочку, узнав, что выздоравливает.
— Элли… — Шон остановил фургон в каком-то переулке. — Я должен кое о чем тебе сообщить.
— Я слушаю.
— Проблема во мне. Я не нахожу слов, чтобы описать, как ужасно себя чувствую. Когда я думаю о том, что могло случиться, если бы Фредди…
— Ты остановил его. Ты не представляешь, как я испугалась, и поэтому не могла рассуждать здраво. Но ты дал мне время.
— Недостаточно.
— Ты дал мне время, — настойчиво повторила Элли, — для того, чтобы я обрела уверенность в себе. И ты ждал меня.
— О чем ты говоришь?
— Когда я вышла из «Синего вепря», ты ждал меня, сидя в автомобиле. Почему ты не уехал?
— Потому что… — Шон умолк, понимая, что обязан говорить правду. — Я не уехал потому, что злился на тебя.
— На меня?