— Если хотите, можете пройти к господину Зувелекису, — проговорила тогда она.

— Он уже обедал? — успокоившись, спросил Ангелос.

— С аппетитом у него плохо, — вынуждена была сообщить оробевшая женщина в белом халате. — Легко позавтракал, но от ланча категорически отказался. Объявил, что не голоден… А у меня нет права кормить вашего отца насильно, — поспешила она отгородиться от возможных нападок.

— Ладно, — буркнул сын. — Я поговорю с ним. Он без церемоний схватил Шанталь за руку и потянул к комнате Костаса Зувелекиса.

— У вас очень красивый дом, — на ходу успела она проговорить.

— Не расслабляйся. Помни, с какой ты здесь целью! — предупредил грек.

Дверь распахнулась, и Шанталь сразу увидела усталое лицо хозяина виллы, который полулежал среди множества подушек. Его глаза засияли, когда он понял, кто к нему пришел.

— О, наконец-то! — только и воскликнул он, и, казалось, тотчас ослабел.

— Как ты, папа? — нежно и при этом смущенно спросил сын.

— Я в полном порядке, — неправдоподобно весело отозвался отец, но голос его все-таки предательски дрогнул.

— Рада видеть вас снова, господин Зувелекис, — тихо и учтиво произнесла Шанталь.

— Называй меня Костасом, дитя мое, — ласково поправил ее пожилой грек. — Мы ведь, считай, уже одна семья.

Шанталь виновато посмотрела на «жениха», тот лишь слегка нахмурился.

Костас Зувелекис жестом поманил Шанталь к себе.

— Я так и знал, — сказал он, взяв девушку за руку. — Так и знал, дети мои, — бессильно произнес сильно постаревший из-за болезни мужчина.

— Как вы? — нежнейшим голосочком спросила она его.

— О, как видишь, милая. А эта сиделка, которую сын мне нанял… Вы уже видели ее? Мышка и формалистка. С ней даже поговорить не о чем, — пожаловался Костас.

— Мне рекомендовали ее как опытного специалиста, — проговорил Ангелос.

— Не спорю, сестричка она отличная… Но в ее обществе я чувствую себя обитателем дома призрения. Откуда ни возьмись, появляется желание поворчать, покапризничать… Но теперь все изменится. Обещайте, милое дитя, что не оставите старика в беде.

— Я ведь для этого и приехала, Костас, — с чувством проговорила Шанталь, присев на край его постели.

Костас благодарно похлопал девушку по коленке.

— Руки прочь от моей женщины! — решил дерзкой шуткой подтвердить свой новый статус Ангелос.

— Ну, меня вам еще долго опасаться не стоит, я дышу-то с трудом, — признался больной.

— А говорите, что в порядке, — с упреком заметила Шанталь.

— Относительно того, что довелось испытать в момент приступа, — пояснил Костас. — Теперь я все буду сравнивать с инфарктом, а отнюдь не с беззаботностью молодых лет.

— У вас отличный дом, Костас. И сад… То, что я успела увидеть, — просто восхитительно.

— У тебя зоркий глаз, красавица.

— Это точно, — ехидно заметил Ангелос и тут же поймал на себе гневный взгляд девушки.

— Я благодарен тебе, милая, что среди множества недурных мужчин ты разглядела моего сына. И счастлив, что присутствовал при этом, что лично засвидетельствовал начало большой любви…

— Постельный режим делает тебя сентиментальным, отец, — шутливо заметил Ангелос.

— Вы ведь не думаете, что старик может вас сглазить? Да ни в коем случае. Я искренне рад, что это, наконец, свершилось, потому что образ жизни моего сына до последнего времени оставлял желать лучшего. Я даже начал беспокоиться, что хорошая девушка посчитает ниже своего достоинства обратить внимание на такого ветреника, как мой Ангелос.

— Теперь понимаешь, что ты недооценивал меня, папа, — пробормотал тот.

— Представьте, золотце, я до сих пор не знаю, как ваше имя, — проговорил Костас Зувелекис.

— Шанталь, — ответила Шанталь и посмотрела на Ангелоса, который постарался подавить вызванные этой новостью чувства, она не поняла какие, но определенно враждебные по отношению к ней.

— Шанталь… — задумчиво повторил за ней больной. — Шанталь — очень красивое имя. Шанталь Зувелекис, по-моему, звучит, вы не находите? — спросил он, обращаясь к молодым.

— Безусловно, отец… Тебе не стоит вздремнуть немного? А мы пока распакуемся.

— Ну что я, по-твоему, младенец, чтобы дремать среди дня? — рассердился тот. — Но если вам нужно идти, идите. Я не стану никого насильно удерживать у своей постели, — с легкой обидой проговорил отец.

— Ты не очень-то мне помогаешь, — шепотом упрекнула Ангелоса Шанталь, когда они оказались наедине в одной из жилых комнат огромной виллы.

— Шанталь! — насмешливо воскликнул тот. — Думаешь, сменив имя, сменила и личину? — обвинительно процедил он. — Ошибаешься!

— Меня зовут Шанталь, — спокойно проговорила она.

— Как же!.. Хотя, что ж тут удивительного. Полагаю, у особ твоего профиля обычно припасено множество имен.

— Я схожу в душ и переоденусь с дороги.

— Сядь! — грозно распорядился он. Шанталь скрестила руки на груди и склонила белокурую головку набок.

— Думаешь, все по первому же слову должны слушаться тебя? — тоном воспитательницы детского сада спросила она. — Нет, нет и нет, Ангелос Зувелекис.

— Мне не нужно, чтобы все меня слушались, Изабелль-Шанталь, меня вполне устроит, если будут слушаться те, с кем у меня заключен договор.

— Я здесь ради твоего отца, а не для удовлетворения твоих вздорных требований. Таков, если мне не изменяет память, был наш уговор.

— Ты этот тон мне брось! — прикрикнул на нее Ангелос.

— Как захочу, так и буду разговаривать, — капризно встала в позу девушка.

— С кем угодно, только не со мной! — отрубил он. — Экономка, ее зовут Мария, покажет тебе дом, а я отбываю в Афины.

— Когда?! — разочарованно воскликнула Шанталь.

— Считай, что меня уже нет! — объявил он.

Глава пятая

Прежде чем отправиться в душ, Шанталь подошла к окну и долго смотрела на Ангелоса, который быстрым шагом двигался к пристани.

Мария щедро выказывала ей свою симпатию. Видимо, наслышанная о ней от хозяина, она уже видела в очаровательной иностранке будущую хозяйку виллы.

— Помогу вам распаковать вещи, — вызвалась радушная женщина со сдобными формами и смазливыми чертами лица.

— Да у меня и вещей-то с собой нет, — смущенно отозвалась девушка.

— Дайте-дайте, — настояла женщина.

Шанталь решила не спорить.

Два простеньких платья, одна юбка, блузка, пара шорт, несколько комплектов скромного белья заняли свое место в шкафу, который так и остался пустовать, поглотив это небогатое имущество.