— Не думаю, — строго сказал он, проницательно взглянув на нее, но в следующее мгновение небрежно махнул рукой: — Но, да бог с этим!
— И мне, пожалуй, время уходить, — тихо произнесла девушка.
— Я только что спас вас, поэтому рассчитываю на ответную благодарность. Останьтесь ненадолго, составьте компанию вон тому пожилому господину, — небрежно попросил он, указав в сторону отца, который постоянно поглядывал в их сторону.
— Но почему? — удивленно спросила она.
— Потому что это мой отец, ему будет очень приятно. Вы ведь самая красивая женщина на балу… Только не нужно скромничать! Будто вы сами этого не знаете, — воскликнул он, увидев ее протестующий жест.
Имен так и не было произнесено. Он лишь подвел ее к пожилому господину, смотревшему на девушку с нескрываемым восторгом, вручил каждому по бокалу вина и, не говоря ни слова, удалился.
— Ужасное сборище. Вы тут единственная отрада для глаз, — проговорил пожилой мужчина.
— Но почему тогда вы здесь? — спросила его Шанталь.
— Ради сына, — коротко ответил тот. — Он волновался, что я давно не бывал в приличном обществе… Смешно, он называет это сборище скучных толстосумов приличным обществом, — съязвил он, обведя рукой зал, не отрывая взгляда от девушки. — Я любовался вами. Вами обоими… Вы прекрасно танцевали вальс. Так могут танцевать только любовники, которых многое связывает, не только хорошее, но и дурное.
— Но мы едва знакомы, — возразила слегка шокированная Шанталь. — Мы даже не сочли нужным представиться друг другу.
— Почему?
— Это излишне. Мы сейчас расстанемся и, скорее всего, никогда больше не увидимся.
— «Никогда» — это слово не для такой юной особы, как вы, дорогая, — назидательным тоном заметил мужчина. — Вы так рассеянны, что я нисколько не сомневаюсь: вы только и думаете, что о вашем новом знакомом.
— Не понимаю, о чем вы… — проговорила Шанталь, подавив смущение.
— Я старый человек. Меня не так-то просто обмануть, милая леди… И то, что вы ссылаетесь на недолгое знакомство, совершенно ни о чем не говорит. Для ослепительной вспышки чувств много времени не требуется. Достаточно одного мгновения. А вы определенно ошеломляюще подействовали друг на друга.
— Даже не знаю, что сказать на это, — заметила Шанталь, начиная серьезно прислушиваться к тому, что говорил ей пожилой господин.
— Конечно, вы можете еще этого не осознавать. На постижение подобных истин требуется время. Но событие уже состоялось, и этого не изменишь. Запомните этот день, милое создание. Ведь он окажется самым важным в вашей жизни, — проникновенно проговорил он.
Шанталь изумленно посмотрела на человека, который показался ей полубезумным стариком в своей восторженной убежденности, и не смогла сдержать снисходительной улыбки. А он явно заметил это, поскольку его глаза плутовато сощурились.
— Вы ведь уже чувствуете к моему сыну что-то? — прямо спросил он.
Шанталь решила быть предельно откровенной, ей показалось, что так будет легче защищаться.
— Ваш сын, безусловно, привлекательный мужчина и умеет привлечь к себе внимание женщин. Кроме того, он показался мне весьма обходительным, хотя и не лишенным самонадеянности.
— Вы ощущаете некоторое возбуждение? — неожиданно спросил старик, заставив Шанталь нахмуриться.
— То есть?
— Вы считаете, моего сына сексуально привлекательным? — подсказал тот.
— Странный разговор у нас с вами, однако, получается, — недовольно заметила девушка. — Но я, тем не менее, отвечу на ваш вопрос, раз вы по какой-то причине докапываетесь до истины: скорее да, чем нет. Но, мне кажется, точно так, же чувствовала бы себя и любая другая женщина в этом зале.
— Не скажите! То, что произошло сейчас между вами, весьма необычно! Поэтому не следует ждать дни, месяцы и годы. Раздумья и колебания способны разрушить любое волшебство. В некоторых вопросах промедление опасней спешки.
— Вы подталкиваете меня к беспутству? — с улыбкой спросила девушка.
— Вы улыбаетесь и отшучиваетесь, — покачал головой мужчина. — А это означает, что вы сердитесь. Мне нравится, что вы не впадаете в гнев оскорбленной невинности. Это говорит о том, что у вас есть вкус.
— Вы не ответили на мой вопрос, — холодно констатировала Шанталь.
— Мужчина вроде моего сына никогда — ни самому себе, ни тем более другому — не признается, что влюбился как юнец с первого взгляда. Так и со мной было, когда я встретил его мать. И я как никто другой знаю, насколько это редкостное везение, потому что все мои последующие попытки оказывались грубым суррогатом, как бы ни старался я выдавать желаемое за действительность… Но когда я встретил любовь всей своей жизни, свою единственную, я боролся с собой долгие недели. Мне казалось в ту пору, что мужчина добровольно оглупляет себя влюбленностью. Я демонстративно игнорировал избранную моим сердцем девушку, хотя в то же время привечал дамочек совершенно мне безразличных. А все потому, что в них не содержалось для меня никакой опасности. Но от судьбы не убежишь. И я сдался. И мы жили вместе сорок лет, а пятнадцать лет назад я овдовел.
— Мне очень жаль…
— Я наивно надеялся найти свою вторую половинку вновь. Поймите, милая леди, я — человек, привыкший к женской нежности и заботе, к домашнему уюту, к тихим разговорам. Я дважды пытался обрести семейное счастье, но эти отношения, несмотря на стремительное и многообещающее начало, очень скоро превращались в постыдный фарс, в насмешку над истинной любовью. А потом и вовсе становились для меня разорительными… Вы догадываетесь, что я имею в виду, не так ли?
— Полагаю, что да, — отозвалась Шанталь, которая заметила, что стала очень чутко прислушиваться к словам своего старшего и опытного собеседника, увидев, что тот делился с ней самым сокровенным, а она всегда это ценила.
— Надеюсь, вы не откажете старику в медленном танце? — неожиданно спросил он ее.
— Если вы будете вести так же умело, как и ваш сын, то с удовольствием, — в тон ему отозвалась девушка.
— Вы смелое и дерзкое создание, дорогая. И вы мне нравитесь, — проговорил он, взяв ее за руку.
Шанталь обслуживала группу туристов, возбужденно обсуждавших сделанные ими снимки. Она устала, и ей уже стало казаться, что сегодняшняя смена никогда не кончится. Клиенты поели, выпили и теперь, вконец разморенные, потребовали принести им кофе, совершенно равнодушные к ее усердию.
Две недели прошло с того памятного бала. Две недели однообразного труда, две недели в одной и той же опостылевшей роли. Больше она не чувствовала в себе сил не замечать убогости окружающей обстановки и представлять себя той, кем никогда не была и никогда не будет. Самообман и без того затянулся. И все ее попытки переломить судьбу, склонить на свою сторону удачу пошли прахом… Что они дали ей, помимо слабой надежды, которая с каждым часом тяжелой, унылой работы становилась все более призрачной?