Деда Володю нашли к обеду. Он был уже хорош. Участкового он встретил как родного.
– Здорово, дед, что это ты уже с утра пораньше гуляешь?
У деда настроение было хорошее, он пил на честно заработанные деньги, поэтому охотно похвастался участковому, что полечил одного мужика, его баба поцарапала, кровищи было – ужас, а он рану обработал и даже зашил его маленько, а руки-то – вот они, и даже совсем не дрожат, даром что восьмой десяток пошел. После этого дед Володя вдруг вспомнил, как мужик этот шипел ему в ухо там, в котельной, чтобы он дорогу туда забыл и что если он комунибудь трепанет, то чтобы заранее гроб заказывал. Дед мигом протрезвел и хотел было потихоньку улизнуть, но менты вцепились в него намертво и не отстали, пока не узнали, где он лечил того мужика. После этого они деда отпустили, велели сидеть дома и не высовываться, что дед Володя и выполнил с радостью. Милиция совещалась, участковый с сомнением качал головой и говорил, что навряд ли тот мужик еще в котельной, давно куда-нибудь рванул. Все-таки решили убедиться. Нашли котельную, проверили, нет ли другого выхода, участковый постучал, дверь открыл какой-то задрипанный мужичонка, ему мигом заткнули рот и тихонько пошли вперед.
Вдруг сбоку раздался какой-то звук, мелькнула огромная фигура, Беленький рванулся вперед, отталкивая участкового, прогремело несколько выстрелов, участковый ткнулся носом в стену, а от выстрела Костина огромный человек, взмахнув неправдоподобно длинными руками, с размаху грохнулся на пол. Зажгли какой-то свет, подошли поближе. Участковый стонал, зажимая окровавленное плечо. На полу лежал огромный мужик с перевязанным лицом. Он был мертв.
– Вот тебе и здрассте, – расстроенно сказал Костин.
– Ты что, не мог в ногу попасть? – закричал Беленький. – Ведь все концы обрубили, теперь хрен чего узнаем!
– А я нарочно, да? Темно тут, не видно ни фига. Что делать, теперь уж ничего не поправишь, считай, дело закрыто, ох и нагорит от начальства. А может, и проскочим!
Ровный шум мощного мотора «БМВ» убаюкивал, и Надежда задремала, прислонившись к Валиному надежному плечу. Ей даже начал сниться какой-то сон – унылый и невразумительный, как заседание секции научно-технического общества. Вдруг машину подбросило, и она проснулась. Они ехали уже не по шоссе, а по проселку; это чувствовалось, несмотря на прекрасную подвеску, машину кидало на ухабах. Проехали черный облетевший осинник, и по сторонам замелькали домики дачного поселка, большей частью – довольно скромные, одноэтажные, обшитые потемневшей от времени вагонкой. Попадались изредка и ровненькие кирпичные или каменные коттеджи – веяние времени, первые ласточки, залетевшие сюда из богатых пригородов и фешенебельных дачных поселков, двух– и даже трехэтажные дома с черепичными крышами, гаражами, просторными террасами. Надежда отметила про себя, что коттеджи наши богатые соотечественники строят уже не хуже, а, может, даже и лучше, чем на благословенном Западе, а вот красивого сада ей видеть у них как-то не доводилось – то ли мода еще среди них такая не распространилась, то ли садовников хороших у нас нет, хотя это вряд ли.
Поселок был по зимнему времени пуст, многие дома заколочены. Но вот они проехали поселок до конца, свернули на какую-то тропу, состоявшую уж совсем из одних ухабов, и наконец остановились перед скромным зеленым домиком.
– Вот и приехали, – сказал Павел, гостеприимно указывая на дом и участок. – Вот она, наша фазенда!
Присмотревшись к дому повнимательнее, он помрачнел.
– Похоже, у нас были гости.
Действительно, одно из окон было разбито, а входная дверь выломана и полупритворена. Павел что-то пробурчал себе под нос и зачем-то объехал дом, поставив машину так, чтобы ее не было видно с дороги.
Они вышли из машины. Надежда растерла затекшую в дороге поясницу и следом за Павлом через выломанную дверь вошла в дом. Внутри творилось черт знает что: вещи из шкафов вывалены на пол, все коробки и ящики перевернуты вверх дном, матрацы сброшены с кроватей.
– Странно, – сказал Павел, – такое впечатление, что ничего не взяли. Вон, даже бутылка водки нетронутая стоит. Все вывалено, перевернуто, разворочено – но ничего не украдено. Похоже не на кражу со взломом, а на обыск.
– Обыск и есть, – выразительно взглянул на него Валя. – Хорошо бы только понять, что они искали и нашли ли это... да и кто такие эти «они» тоже не мешало бы знать.
Павел начал, чертыхаясь, наводить в доме порядок, Надежда ему помогала.
– Чтоб их черти взяли, все крупы из банок высыпали и вермишель. Ладно, хоть белье постельное не испортили, больше здесь ничего особенно стоящего и не было. Еще у отца в комнате погляжу, у него приборов много было.
В мастерской покойного Никандрова было еще хуже: у всех приборов были сорваны корпуса, в них тоже что-то искали. Павел только страдальчески охнул.
– Ну, тут уже ничего не поделаешь, это все только на помойку годится.
Валя присматривался к приборам с живейшим интересом.
– Ага, вот, оказывается, где тот осциллограф, который при инвентаризации найти не могли! И гальванометр этот мне до боли знаком... Интересно, как покойник осциллограф-то с работы вынес? Остальные приборы небольшие, можно припрятать, но осциллограф здоровенный!
– Подумаешь, осциллограф! Уговорил какуюнибудь женщину, она его под пальто пристроила, сказала, что в положении, и всего делов!
– А назавтра в проходной ее уже поздравляли с благополучным разрешением?
– Да Бог с ним, с осциллографом, что же всетаки здесь могли искать?
– Судя по тому, что они даже тестеры и гальванометры разломали, что-то не очень большое.
Надежда повернулась к Павлу:
– Скажите, а где вы ключ от дома прячете? У всех обычно есть такой тайничок для ключа – гденибудь под крыльцом, под скамейкой.
– А, сейчас покажу. – Павел вышел на улицу. – Есть у нас такой тайник, только не смейтесь. – Он подошел к дощатому нужнику, вошел внутрь и поднял стоявшее в углу перевернутое заржавевшее ведро. – Вот здесь... о, смотрите-ка!
Под ведром лежал ключ от входной двери и небольшой сверток в полиэтиленовом пакете. Павел осторожно развернул пакет. В руках у него оказалась видеокассета.
– Видимо, вот это они и искали.
Они вернулись в дом.
– Видеомагнитофона здесь нет, отец иногда привозил его для какой-то своей работы, но, наверное, увез. Больше, я думаю, мы ничего не найдем, надо возвращаться.
– Давайте хоть чаю выпьем, а то холод такой, дом совсем выстудился.
Павел включил в сеть электрический чайник и полез в шкафчик за заваркой.
– О, смотрите, не обманул отец, купил Маринке «Пуазон», вот духи, а я сперва не заметил. Выходит, правда были у него деньги.