— Вот как, — проговорила Ираида с совершенно непередаваемой интонацией.
— Ты только не уходи, — обратилась я к ней просительным тоном, — посидим, поедим чего-нибудь, покурим, поболтаем..'.
Я и вправду была ей рада: оставаться одной в пустой квартире с ужасными мыслями — перспектива не из приятных.
— Что-то у меня тонус понизился, — пожаловалась Ираида, усаживаясь на кухне с сигаретой, — выбила меня история с соседкой из колеи, ночами спать не могу, все кажется, что наверху кто-то ходит.
— Мистика! — усмехнулась я.
— Точно, — согласилась Ираида, — и ведь знаю, что никого там быть не может, а все равно вскакиваю.
— Кому квартира-то достанется? — поинтересовалась я — так просто, для поддержания разговора.
— Да черт его знает! — Ираида махнула рукой, так что пепел с сигареты свалился прямо в цветочный горшок, стоящий на окне.
Отросток монстеры принесла нам Анна Леопольдовна. Мамуля загорелась желанием вырастить огромную пальму и поставить ее на консоль в гостиной. Пока что цветок тихо чахнул на кухне, и Леопольдовна ворчала На нас, что толку с этого не будет.
— Там какие-то племянники, седьмая вода на киселе, — продолжала Ираида, — полгода надо ждать, пока все наследники претензии предъявят.
— Да, знала бы соседка, что помрет, отписала бы в завещании, кому что хочет отдать… — роняла я ничего не значащие фразы.
Ираида поглядывала на меня очень внимательно, и я ждала допроса с пристрастием на тему, какие отношения у мамули с Петром Ильичем, и если близкие, то серьезно ли у них это, и есть ли у Ираиды шансы на успех., Говорить на эту тему мне очень не хотелось: во-первых, неприлично обсуждать с кем-то поступки родной матери, а во-вторых, я понятия не имела, какие же у мамули с Петром Ильичем отношения.
— А что, — начала я, искусственно оживившись, — милиция точно установила, что с соседкой был несчастный случай?
— Милиция ничего и не устанавливала, — Ираида пожала плечами, — сказали: захлебнулась в ванне, потому что заснула. У них убийств нераскрытых целая куча, так станут они еще смерть в ванне расследовать!
— А не мог ей кто-то: ну.., помочь слегка? — спросила я, наливая Ираиде кофе.
— Да зачем? Взять с нее нечего… — задумалась Ираида. — Хотя.., квартира, конечно.
Ираиде явно не хотелось идти домой в пустую квартиру с непонятными звуками сверху. А мне не хотелось ее отпускать, чтобы не оставаться наедине с грустными мыслями. Поэтому мы перебрасывались словами, как двое мальчишек ранним воскресным утром лениво перебрасываются футбольным мячом.
— А ты в тот вечер, ну, накануне, дома была?
— Была, конечно, — вздохнула Ираида, — куда же я денусь?
— Ну-ну, не раскисай, — усмехнулась я, — при твоих темпах недолго тебе сидеть в пустой квартире, найдешь себе кого-нибудь!
— Твоими бы устами… — протянула Ираида, но я не дала ей повернуть разговор в сторону личной жизни, а задала новый вопрос:
— Не помнишь, ничего такого необычного в тот вечер не случилось? Ну, может, звуки какие подозрительные сверху раздавались, голоса…
— Ничего такого не было. Тихо было у Алевтины, как в могиле, — рассердилась Ираида. — Только потом вода полилась. И вообще, я не прислушивалась, телевизор включен был и видик…
Ираида на мгновение задумалась и взглянула на меня просветленно:
— Знаешь, единственное, что случилось в тот вечер — свет вырубился.
— Надолго?
— Минут на сорок… Я еще порадовалась, что детектив по видику смотрю, а то так и не поняла бы, кто убийца.
— Ну и кто же убийца? — лениво спросила я.
— Ты не поверишь! Но не буду рассказывать, а то неинтересно смотреть будет, я тебе кассету принесу, называется «Тайна могилы».
— Этого мне еще не хватало, — скривилась я, — столько рецензий пишу по должности, надоело до чертиков…
— Слушай! — Ираида вскочила, с грохотом опрокинув стул, так что несчастная монстера чуть не свалилась с подоконника. — Слушай, а ведь в том фильме Мишель Пфайффер тоже пытались утопить в ванне!
— Утопили? — из вежливости поинтересовалась я.
— Нет, ты слушай! Он сделал ей укол, ее вроде как парализовало, и он ее — в ванну!
Сейчас, говорит, вода до края дольется, ты и потопнешь… Вот какая сволочь! А я, говорит, уйду, и тебя только утром найдут и скажут, что заснула в ванне…
— Прямо как твоя Алевтина Ивановна…
— Именно! У меня ночью-то в голове один ремонт был, эта самая «Тайна могилы» из головы вылетела совсем. А теперь даже удивительно, как все совпало…
— Ну а утром-то ты ничего такого, не заметила странного?
— Ты считаешь, что это не странно — найти соседку мертвой в ванне? — спросила Ираида. — Мне, знаешь, и этого хватило."
Она попробовала кофе, который безнадежно остыл, и поморщилась. Чтобы поднять нам обеим настроение, я достала из буфета коробку конфет, которую принес третьего дня Петр Ильич. Коробка была огромной, как мы с мамулей ни старались, уничтожая конфеты, на вид они не убавлялись. Потом я пошарила в серванте и принесла непочатую бутылку черносливового ликера.
— Коньяк кончился! — объявила я Ираиде. — Пей, что дают.
Ираида не отказалась.
— Сашок, ты меня знаешь тыщу лет, — извиняющимся тоном начала она, — никогда я не злоупотребляла спиртным, но после того, как увидела, как Алевтина в ванне плавает… извини, без рюмки про это говорить не могу.
Мишель Пфайффер-то, конечно, посимпатичнее выглядела.
— Тем более что ее до конца не утопили, — поддакнула я., — Да. Я, конечно, особенно там не приглядывалась, больше по полу ползала. Участковый и то сказал, что, не положено посторонним, раз труп, а воду-то кто убирать будет? Ведь без сапог резиновых в коридор не войдешь… Ну, мне тряпку в руки…
Ираида выпила еще ликера.
— Как вспомню воду эту холодную, до сих пор руки сводит… — Она поглядела удивленно:
— Слушай, вот что странно. Вода-то холодная была!
— Остыла за такое долгое время, — неуверенно возразила я.
— Допустим, в коридоре остыла, — протянула Ираида, — но ведь в ванной тоже холодная была… И пара на зеркале не было.
— Тебя и ванну допустили?
— Сама вошла: воду-то надо собрать. Ой, Сашка, не дай Господи такого конца!
— Да успокойся ты, не вспоминай, если тяжко! — пожалела я ее, но слова из Ираиды полились неудержимым потоком. И то сказать: я еще первую рюмку ликера не допила, а она уже четвертую наливает. А черносливовый ликер крепостью сорок пять градусов — штука серьезная!