Мамуля выползла на кухню в халате, но уже причесанная и накрашенная. Боится показаться своему Петеньке после сна в естественном виде Во мне внезапно вспыхнуло раздражение на Петра Ильича. Из-за него мы с матерью живем как кошка с собакой. Ведь вчера из-за несчастного шарфика она действительно чуть было не убила меня словарем.
А шарфик, видно, Леопольдовна случайно ко мне в шкаф положила…
— Как твои дела? — поинтересовалась мамуля.
— Как сажа бела, — нелюбезно ответила я и отвернулась к окну.
— Петр Ильич видел в газетах твои статьи, — продолжала мамуля, ничуть не смутившись, — сказал, что неплохо написано.
— А я вообще-то не для Петра Ильича стараюсь, — хамски заметила я, повернувшись и глядя мамуле прямо в глаза.
Если бы она начала меня воспитывать, как обычно, я бы все высказала насчет проходимцев, которые обманом поселяются в дом, а сами похаживают к хозяйкиной близкой подруге. Но мамуля вдруг как-то потускнела, спрятала глаза и бочком удалилась в ванную. Этот раунд остался за мной, но, честное слово, никакого морального удовлетворения я не получила.
На автобусной остановке я снова набрала номер Мишкиного мобильника и снова получила тот же ответ. Растяпа Мишка, забыл включить телефон!
В редакции меня встретил Кап Капыч, бледный и растерянный.
— Сашенька, ты только не волнуйся, — обратился он ко мне дрожащим голосом.
— Что? — Я никогда не видела Петю таким, и поэтому встревожилась.
— Ты только не переживай.., все могло кончиться гораздо хуже…
— Да не тяни ты! — закричала я. — Говори сразу!
— Вот, выпей валерьяночки, — протягивал мне Кап Капыч стаканчик и, когда я решительно отвела его руку, он сказал:
— Понимаешь… Мишка… Он вчера ехал на машине…
— Что?! — Мне казалось, что я громко ору, но на самом деле голос сел.
— На перекрестке врезался в грузовую фуру… — печально произнес Кап Капыч, — сейчас в больнице, в реанимации, в тяжелом состоянии…
Он чудом успел подставить стул, иначе я шлепнулась бы прямо на пол — ноги не держали.
— Господи, — бормотала я, — Господи…
Мишка влез в это дело, стал искать доказательства и вот буквально в тот же день попал в аварию!
— Как же это случилось? — тихонько спросила я Кап Капыча. — Ведь Мишка — такой замечательный водитель! У него стаж — пятнадцать лет…
— Тормоза отказали, — Петя пожал плечами. — И с хорошим водителем может случиться…
Я пошла было к своему столу, но вдруг встала на месте.
— Как — тормоза? Да он вчера мне говорил, что только что тормозные колодки поменял и тормоза отремонтировал! — И оттого, что Петя смотрел на меня с искренней жалостью, я озверела и кинулась на него:
— Ты что, не веришь мне? Я точно знаю про колодки. Это его нарочно, нарочно…
— Ну успокойся, милая, — Кап Капыч обнимал меня и гладил по голове, — не нужно так расстраиваться… Все могло быть гораздо хуже… А так — есть еще надежда, что все обойдется…
Уткнувшись в широкую грудь Кап Капыча, я поняла, что следует немедленно взять себя в руки. Если я буду так истерически орать, никто и слушать не станет, подумают, что девица рехнулась.
— Чем это вы тут занимаетесь? — раздалось рядом знакомое шипение. — Другого места не могли найти, чтобы пообжиматься?
Разумеется, это была Гюрза. Никак не отреагировав на ее слова, я оторвалась от Пети и Стала надевать куртку.
— Ты отвезешь меня? — обратилась я к нему.
— Разумеется. — Кап Капыч бросился выключать свой компьютер.
— Куда это ты собралась, Петухова? — ледяным тоном вопросила Гюрза.
— В больницу к Котенкину, — ответила я, не глядя, мне было просто не до нее.
— Ты не находишь, что это слишком — решать личные дела в рабочее время? — процедила Гюрза. — У Котенкина, знаешь ли, собственная жена есть, чтобы в больнице сидеть.
Как бы вам у изголовья не столкнуться…
Я взглянула на нее с изумлением — как можно говорить такое в данный момент? Но меня опередил Кап Капыч.
— Да пошла ты! — рявкнул он Гюрзе таким басом, что люстра задрожала, принтер на моем столе включился сам собой и начал печатать, а Гюрзу ударной звуковой волной выдуло в кабинет и захлопнуло дверь.
К Мишке нас, разумеется, не пустили. Дали только посмотреть на него в окошко палаты реанимации. Мишка лежал на высокой кровати, такой несчастный и опутанный проводами.
Глаза его были закрыты.
«Надежда есть», — коротко ответил врач на все мои причитания и вопросы.
В машине я молчала, собираясь с мыслями, — прикидывала, что скажу Главному. Но перед глазами стояло лицо Мишки Котенкина, и в голову не лезли вообще никакие мысли.
Вернувшись из больницы, я на секунду зашла в свой отдел, достала из стола конверт желтой плотной бумаги и под удивленными взглядами сотрудников решительно направилась на четвертый этаж.
Распахнув дверь приемной, отмела легким движением руки фотомодель, бросившуюся навстречу с истошным криком: «Александра Юрьевна! Вам не назначено!», и ворвалась в кабинет.
Не обращая ни на что внимания, видя, только удивленные глаза главного редактора, я шлепнула ему на стол документы Ахтырского и, последним усилием воли удерживаясь от истерики, бросила:
— Вот. Это нужно немедленно печатать!
Брови Главного полезли наверх. Рядом раздался злобный окрик:
— Петухова, ты что себе позволяешь?
Обернувшись на этот голос, я увидела Гюрзу, которая сидела в кресле сбоку от редакторского стола с лицом, покрытым пятнами нервного румянца. Прибежала жаловаться, стерва, на меня и на Кап Капыча! И почему только Главный ее слушает?
— Постойте, Анфиса Николаевна, — остановил ее Главный нетерпеливым жестом.
Он надел очки и углубился в чтение бумаг.
Через секунду подняв на меня глаза, он сказал:
— Это бомба. Как эти документы к вам попали?
— Долгая история.
— Если мы не можем объяснить их происхождение, напечатать их очень непросто.
Нужны доказательства подлинности этих документов.
— Мы начали проверять объекты по этому списку, — заговорила я, держась из последних сил, — точнее, Котенкин начал их проверять…
Ему подстроили катастрофу. Он лежит в реанимации.
Больше говорить я не могла, я разрыдалась.