Охота на газетную утку | Страница: 5

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Гюрза, которая ожидала возражений, слегка удивилась и подняла на меня глаза. Я стояла, вытянув руки по швам и вылупившись на нее, как новобранец.

— Что ты молчишь?

— Если хотите, я переделаю или новую напишу! — гаркнула я.

— Ну ладно, — смягчилась Гюрза, — не нужно переделывать, вот тут исправить, и все…

Я чуть не ляпнула: «Рада стараться!», но вовремя прикусила язык — это был бы уже явный перебор.

— И вот еще что, — продолжала наша пресмыкающаяся, — Котенкин заболел, так что с тебя видеообзор, музыкальные новинки и книжный рынок.

— Вот мило! — фыркнула я. — Да времени-то всего ничего осталось!

— Ничего, не рассыплешься, — в своей обычной манере заметила Гюрза.

— Тогда буду дома работать! — потребовала я. — Чтобы не отвлекали.

Гюрза издала звук — нечто среднее между фырканьем и кашлем, я посчитала это за согласие и поскорее удалилась из кабинета.

* * *

В квартире было тихо и относительно чисто после визита Анны Леопольдовны. Пахло мамулиными пирогами. Вспомнив наставления мамули, я постояла несколько минут перед зеркалом — причесалась и слегка подвела глаза. Обычно дома я хожу в спортивных брюках и старом свитере, но в этот раз мамуля очень просила выглядеть прилично. Однако выбирать как-то было не из чего. Я уже говорила, что не очень-то обращаю внимания на свою внешность и не стремлюсь пополнять гардероб. Это у мамули шкаф буквально набит тряпками. Я же в основном предпочитаю носить брюки. Вот недавно в «Бенеттоне» была осенняя скидка, и мне досталось двое джинсов по цене одних. Цвета тоже подходящие — ярко-розовый и ярко-зеленый.

В этот раз я остановилась на зеленых джинсах, а к ним — дивного оттенка рыжий свитер, связанный Петей Капитоновым мне в подарок. Кап Капыч обожает на меня вязать.

Он говорит, что я худенькая, поэтому получается очень быстро — два раза спицами махнул, и рукав уже готов…

Нарядившись к приходу дорогого гостя, я включила компьютер и опомнилась только тогда, когда услышала звонок в дверь.

Дверь я открыла сразу. Сколько раз дорогая мамуля повторяла мне: «Прежде, чем открыть дверь, подумай, ждешь ли ты кого-нибудь, спроси, кто там, посмотри в глазок».

Своими бесконечными повторениями она добилась только того, что я совершенно отключилась от напоминаний и теперь открываю дверь, не спрашивая.

Но в этот раз советы мамули пригодились, дверь же я открыла, потому что ждала ее гостя. На пороге стоял симпатичный немолодой дядечка с добрыми голубыми глазками и редеющими седыми волосами.

— Здравствуйте, Шурочка! Вы всегда открываете дверь кому угодно?

— Здравствуйте. Только я Сашенька, — ответила я, улыбнувшись, как могла приветливее, — а вы, наверное, Петр Ильич?

— Совершенно верно, — он покосился на солидный кожаный чемодан. — Лялечка, должно быть, говорила обо мне. Вы позволите войти?

— Да, конечно, — спохватилась я, — мама говорила… Поэтому я так и открыла без расспросов.

Я помогла ему внести чемодан, хотя он и сопротивлялся, повторяя, что еще не так стар, чтобы позволить женщинам таскать свои чемоданы. На его невысказанный вопрос — точнее, на быстрый вопросительный взгляд — я сказала, что мама придет часа через полтора, и проводила в приготовленную для него комнату. Самой мне нужно было продолжать работу: из-за болезни Мишки Котенкина Анфиса поручила сделать за него обзор новинок видеорынка. Я села за компьютер и углубилась в рецензию на фильм ужасов, посвященный захвату нашей родной планеты кровожадными маринованными огурцами с Юпитера.

Разделавшись с этими космическими захватчиками (хотя, конечно, разделалась с ними не я, а очередной голубоглазый бойскаут, превративший кровожадных пришельцев в овощное рагу), я спохватилась, что не исполняю роль гостеприимной хозяйки. Но в это время в дверях квартиры заскрежетали ключи, и на пороге появилась моя дорогая мамуля.

— Лялечка! — воскликнул наш седовласый гость.

— Петруша! — радостно ответила мамуля.

Мне трудно было поверить, что кто-то назвал мою мамулю, эту стопроцентную леди, это воплощение стиля и тона, Лялечкой, но еще труднее — что это сошло ему с рук, однако все было именно так.

Мамуля немедленно устроила мне сдержанную и очень стильную выволочку за то, что не занимаюсь гостем, не кормлю его, не развлекаю разговорами и вообще веду себя, как невоспитанный ребенок. Но тут уж мы с Петром Ильичом выступили единым фронтом, доказывая ей, что человеку с дороги надо дать пять минут (или там полтора часа, но кто считает), чтобы очухаться, переодеться и прийти в себя, ж говоря уже о том, что хотя мне и разрешили сегодня вернуться пораньше, это не значит, что можно не выполнять свою работу.

При слове «работа» Петр Ильич несколько оживился и сделал было попытку расспросить насчет моей трудовой деятельности, но мне удалось ловко уйти от ответа. Терпеть не могу, когда люди расспрашивают меня о работе!

Некоторые несведущие личности считают, что жизнь журналиста — это один сплошной праздник, посещение выставок, презентаций, всевозможных тусовок. Другие люди при слове «журналист» вспоминают несколько известных имен — в основном, тех, кого часто видят по телевизору. Есть действительно серьезные журналисты, которые много и хорошо пишут, но их немного, потому что либо ты пишешь, либо болтаешься по тусовкам.

Мне нечем хвастаться — работаю много, но рутинно, поэтому не люблю распространяться об этом.

Мамуля заварила свой любимый чай с бергамотом и благоухала на всю кухню смесью «Графа Грея» с «Шанелью номер пять». Пока она ставила на стол огромный и румяный пирог с капустой, я в своей обычной манере доедала последний маринованный огурчик, случайно затерявшийся в банке, — все равно на всех его не хватит, а что я достаю огурцы из банки рукой, так они такие скользкие!

Петр Ильич тем временем сидел в углу, с умилением наблюдая за мамулиным хозяйственным рвением, и одновременно продолжал допытываться, чем же я, собственно, зарабатываю на хлеб и огурцы. Я сдалась и вкратце рассказала о трудных буднях среднестатистического репортера, недооцененного начальством и окружающими, Петр Ильич сочувственно покивал, но затем, к моему удивлению, не ограничился ни к чему не обязывающим сочувствием, а выдал сногсшибательную сентенцию, поражающую своей свежестью, как ментоловая жевательная резинка:

— Каждый человек — кузнец своего счастья! — И продолжал в той же ментоловой манере:

— Не надо ждать милостей от природы. Взять их у нее — наша задача.

Я подумала, что с этим оракулом мы будем иметь массу неприятностей — в смысле того, что он окажется страшным занудой и будет поучать меня, пока не надоест до чертиков, но мамуля в это время поставила на стол чашки, сахарницу, печенье с тмином и свой любимый серебряный чайный набор.