В моих ушах почему‑то зазвучал равнодушный голос диктора:
«… временно неработающий К. после совместного распития спиртных напитков…»
«Они его убили!»
Только этого мне не хватало. Обнаружить еще один труп, имея в сумочке фотографию, где рядом с покойником я, собственной персоной! Милиция будет просто в восторге!
Из‑за стола раздался стон, и я во мгновение ока оказалась там. Кирилл открыл один глаз и с недоумением уставился на меня.
— А ты что тут делаешь?
Я подло обрадовалась, что он жив, — значит, он подтвердит, что не я устроила весь это разгром и не я его ударила.
— Кирилл, что с тобой? Кто это тебя так?
— Не знаю, черные какие‑то.
— Черные? — Я вспомнила про молодого человека с консервной банкой, явно южно?? наружности.
Кирилл сделал попытку сесть, я подхватила его и увидела, что голова у него сзади вся в крови.
— О Господи, они тебя ранили!
— Еще бы, когда так по голове звезданули!
С большим трудом с моей помощью он дотащился до дивана. Диван не пострадал, правда пружины торчали в разные стороны, но это я помню по прежнему разу. Я сбегала на кухню, где был такой же разгром, намочила полотенце и обтерла ему голову. Кровь текла меньше.
— Кирилл, надо же «скорую» вызывать, тебя в больницу надо!
— Не суетись, — он показал на диван рядом с собой, — сядь, дай подумать.
— Что же случилось?
— Я в магазин ходил, продукты покупал.
— Яйца, молоко, масло сливочное…
— А ты откуда знаешь?
— Они все на кухне на полу.
Да, прихожу, дверь открываю, а тут погром, вылетает какой‑то черный, я было его схватил, а тут — сзади — хрясь по голове, и больше ничего не помню. В общем, иди сейчас на третий этаж, квартира вот так, наискосок, спросишь там Геннадия, приведешь сюда.
— А номер квартиры какой?
— Забыл, — он посмотрел виновато, — голова болит.
Я взлетела на третий этаж и позвонила в нужную квартиру, открыла женщина.
— Простите, мне Геннадия срочно нужно.
— Гена! — крикнула она в глубину квартиры, но на меня посмотрела неприязненно.
Явился Гена в майке и тренировочных штанах, с пятилетней девчушкой на плече. Мне стало неудобно — врываюсь в семейный дом, человек отдыхает.
— Привет! — протянул Гена. — Ой, Ира, это же Кирюшина девушка!
Вот, теперь у них в районе все меня знают, как Кирюшину девушку.
— Пойдемте к нам, ему плохо.
— А чего плохо? — веселился Геннадий. — Перепил или перетрахался?
Геннадий! — прикрикнула жена. — Ты хоть при ребенке бы… — Она взглянула на меня и сказала еще строже: — Собирайся живо, Кирилл по пустякам беспокоить не будет.
Гена выскочил уже в рубашке и с чемоданчиком.
— Ну, чего там у вас?
— Напали на него, по голове дали сильно.
— Много народа?
— Минимум двое.
— Да с одним бы он справился. Кирилл же мастер спорта по самбо, он тебе не рассказывал?
Я вспомнила, как Кирилл ловко бросил Вадима на асфальт, и поверила.
Кирилл полусидел на диване, прижимая к голове полотенце, и был таким бледным, что Геннадий сразу посерьезнел, подскочил к нему, велел мне включить свет — оказывается, бандиты просто вывинтили пробки — и стал внимательно осматривать рану.
— Ничего, сейчас два шва наложим, а что кровь идет — так даже лучше, гематомы не будет.
— Вы что, прямо здесь будете зашивать?
— А что, из‑за такой ерунды в больницу его тащить? Давай воды кипяченой принеси быстро!
Черт знает что, как в полевых условиях! Но спорить я не стала.
— Ты крови боишься?
— Нет, — твердо ответила я.
Если бы он знал, сколько ссадин и царапин обработала я детям в последнее время, он бы не задавал таких глупых вопросов. Гена возился с раной, что‑то там делал, потом достал ампулы.
— Укол ему надо сделать.
— Надеюсь, хоть шприц‑то у вас одноразовый? — не удержалась я.
— Да убери ты ее отсюда! — простонал Кирилл.
— Все, марш на кухню, чайку поставь!
Я кое‑как разгребла весь хаос на кухне, нашла две целые чашки, все продукты с пола, кроме трех уцелевших яиц и пачки масла, выбросила в мусорное ведро, отыскала в шкафчике по л пачки печенья. Когда я принесла чай, Гена уже собирал чемоданчик.
— Все, завтра полежишь, а послезавтра в больницу зайдешь, невропатолог посмотрит, хотя я думаю, что сотрясения нет. Ты не оставляй его, если ночью плохо будет — рвота там, боли головные, — сразу ко мне беги.
Он залпом выпил чашку чаю и ушел. Мы с Кириллом остались одни, причем он поглядывал на меня очень подозрительно. Чтобы не встречаться с ним глазами, я стала убирать в комнате. Всю одежду, не разбирая, я просто запихнула в шкаф, собрала книги и поставила их на полку, тоже все подряд, замела осколки от разбившейся настольной лампы, а кавардак на письменном столе прикрыла газеткой. Когда я после всех трудов оглянулась на Кирилла, он лежал, закрыв глаза. Я было обрадовалась, что он заснул и теперь проспит до утра, а завтра я смогу улизнуть, не вступая с ним в опасные разговоры, но не тут‑то было. Кирилл открыл глаза и похлопал рукой по дивану.
— Сядь вот тут рядом и скажи, в чем дело.
— Ты о чем?
— Ты что‑то знаешь про этих черных, я же видел, как ты вскинулась, когда я про них упомянул. И зачем ты сегодня сюда притащилась? Мы ведь вроде не договаривались.
Я еще немного походила по комнате, перекладывая вещи с места на место, а потом села рядом с ним на диван.
— Я тебе говорила, что про воскресенье ничего не помню?
— Ну, говорила.
— Но это только с вечера субботы и до утра понедельника. А что было до того, я очень хорошо помню, раньше никогда у меня провалов в памяти не было. И что после тоже. Так вот, я тебе вкратце расскажу. Познакомились мы с Валентиной в Болгарии две недели назад. Я там в отпуске была с дочкой, а что она делала — не знаю. Потом уже здесь она мне в пятницу позвонила, пригласила в гости, говорит, познакомлю с интересным мужчиной, это не про тебя.
— Я понял.
Мужик этот ко мне стал клеиться, ну ты видел. А потом я их случайно с Валентиной застала в спальне, когда они целовались, и по разговорам было понятно, что они любовники. Только ты на меня не наезжай в гневе праведном, что, мол, жена друга и все такое, я что видела, то тебе и говорю. Так что приятель твой сильно ветвистый.