— Ты ее… любишь? — спросил он.
— Очень, товарищ командир. Очень…
Рябинин, размахнувшись, поднес свой кулак к носу Найденова:
— У-у, сукин сын… Так бы вот и дал тебе в рожу! Ты зачем погоны спорол? О том, что бежал, я уж и не спрашиваю. Видать, башка тебе не дорога!
— А как же, товарищ командир. Спорол, потому что стыдно было. «Аскольд» в море, а я тут… Да и боялся к тому же. Вдруг патруль прицепится…
— Дурак! — закончил Рябинин, поднимаясь. — Теперь вот легче, кажись, гвоздь зубами из стенки выдернуть, чем тебя отсюда вытащить! Ведь прокурор-то прав! Дезертир ты или бабник — ему все равно. Корабль ушел на операцию без тебя — значит, преступление тобой уже совершено.
Найденов снова заплакал. Рябинин достал записную книжку и карандаш.
— Адрес, — сказал он. — Девицы этой… Надо ведь что-то делать. Не сидеть же тебе здесь!..
Вечером Рябинин оделся, собираясь идти по указанному адресу. Вместо шинели надел свое старенькое пальто, натянул на уши шапчонку. Ворот кителя выглядывал из-под воротника, и он закрыл его шарфом. Идти пришлось далеко — до Шанхай-города, где в одном из темных переулков едва отыскал нужный дом. «Занес же его черт со своей любовью, — ругалея он по пути. — Тут все ноги поломаешь!»
Дверь открыла тоненькая разряженная девица. Через плечо ее Рябинин успел разглядеть стол, заставленный бутылками, за которым сидели в дым пьяные три английских матроса и пожилой мичман морской авиации, тоже изрядно навеселе.
— Вы ко мне? — спросила девица.
— Нет, очевидно, я ошибся адресом. Мне Дашу Колпакову, — сказал Рябинин.
— Колпакову? А что вам нужно от нее?
— Так это вы?
— Ну, допустим, я…
Они вышли на крыльцо. Черное небо висело над ними.
— Я, — сказал Рябинин, — от Алексея Найденова…
— От какого Найденова? Я не знаю никакого Найденова.
— Ну как же не знаете, — возразил Рябинин. — Он же недавно был у вас.
— Ах, этот! Из склада снабжения… Вы его приятель?
— Нет, от матроса.
— А-а-а… Ну так что ему нужно?
Рябинин кашлянул, раздумывая — стоит ли вообще разговаривать с этой бабой, название которой он уже давно подобрал в своем уме, только не произносил. «И как это Алешка мог ошибиться? Ведь это же типичная дрянь!..»
На крыльцо выкатился мичман.
— Мадам, — сказал он, — чего ему нужно? Или в морду хочет, тыловая крыса?
Девица раскинула руки, вталкивая мичмана обратно:
— Я сейчас приду. Иди к черту… Напьются тут, потом кулаки чешут!
— А я ему в… морррду!
— Иди, иди к союзникам. Нечего тут…
Выпроводив пьяного, она снова повернулась к Рябинину:
— Я не понимаю, чего вы от меня хотите?
Рябинин смачно шваркнул ей в лицо то самое слово, которое вертелось у него в голове, и, не оборачиваясь, пошел дальше от этого дома. «Вот так и ошибаются», — думал он.
На улице ему встретился патруль, возглавляемый каким-то офицером саперной службы. Рябинин предъявил свои документы и назвал адрес.
— Там притон, — пояснил он. — Вы здесь бродите, берете матросов за то, что у них бескозырка не на то ухо надвинута. А там — притон, люди погоны свои позорят…
Рябинин еще успел на рейсовый катер, и через полчаса уже был в Главной базе. Посмотрел на часы — поздно, но ничего не поделаешь, коли надо. Он уверенно поднялся на второй этаж деревянного коттеджа, уверенно нажал кнопку звонка. За дверью послышался чей-то голос:
— А вот Наденька ножками топ-топ… Наденька сейчас дверь откроет… Ну-ну, не отставай от дедушки!
Дверь открылась. Член Военного совета армии и флота, пожилой адмирал в распахнутом кителе и домашних шлепанцах, держал за руку маленькую девочку в байковых штанишках.
— Дя! — сказала она. — Дя!..
— Да, это дядя, — ответил ей адмирал, пропуская вперед Рябинина. — И этого дядю я, кажется, знаю…
— Командир патрульного судна «Аскольд», — представился Рябинин. — Извините, что я врываюсь к вам так вот, запросто, но у меня к вам неотложное дело. Решается судьба человека, молодого парня, который провинился…
Они прошли в кабинет, и адмирал, застегнув китель, приготовился слушать. «Так… так… так», — подбадривал он Рябинина.
Потом сказал:
— Такое бывает. Со мной в молодости тоже было нечто подобное. Даже хуже! Но оставить матроса без наказания, конечно, нельзя. А то, что вы оказались столь настойчивым в защите своего подчиненного, делает вам честь. Вы ведь лучше знаете товарища Найденова, нежели работники полевой юстиции.
— Вот именно! — обрадовался Рябинин.
На следующий день Найденов явился на корабль. Прохор Николаевич прошел в кубрик, когда матросы ужинали. Командир орудия, счастливый и побледневший от волнения, сидел за столом, хлебал кислые щи из миски. Рябинин приподнял полу своего кителя и похлопал себя по широкому ремню.
— Видал? — сказал он. — По уставу не имею на то права. А вот по-отечески могу штаны с тебя спустить и прописать лозанов! Сейчас поужинай, а потом сходи к боцману, чтобы он тебя оболванил наголо. Завтра на гауптвахту пойдешь. На полную катушку тебя посадим.
— Спасибо, товарищ командир, — ответил Найденов. — И не думайте, что смеюсь. Я правду говорю: спасибо вам за все, что вы сделали!
Рябинин обошел весь кубрик, присматриваясь к порядку, и, ничего больше не говоря, поднялся по трапу. И когда затихли его шаги, все матросы дружно загалдели.
— А все-таки, — был общий приговор, — какой у нас, братцы, замечательный… батька!
И невозможное возможно
Вот это место, где человек, именем которого названо море, сказал своему штурману: «Штурман, поднимите меня и дайте взглянуть в последний раз на этот страшный ледяной мыс…»
— Штурман, — сказала Рябинина, — надо приспустить флаг на траверзе этого мыса.
Она поднялась на мостик, где за штурвалом стоял Антип Денисович.
— Добрый день, мой славный кормчий! Как слушается руля шхуна?
— Как хорошая жена мужа.
Ирина Павловна осмотрелась. Снежный заряд вихрем летел вдоль берега, скрывая черные торжественные скалы мыса Нассау. Океанские волны полого вздымались вдали. Журчала вода под форштевнем. Рангоут шхуны, легкий и тонкострельчатый, прямиком уходил в небо. Верхушки мачт парусов по-прежнему не несли.
— Может, все-таки поставим верхние паруса? — спросила Рябинина. — И пойдем быстрее.
— Да ну тебя, дочка! Слово мною сказано, как из пушки стрелено: никаких верхних парусов я тебе не поставлю. Лучше иди оденься потеплее перед работой. Я своим сынам уже велел чан воды заполнить. Ведь ты собиралась, кажется, весь народ морской сегодня переписать и переметить?..