Первую бутылку шампанского офицеры распили тут же, на палубе, и Швигер разбил пустую посудину о носовой штевень своей подлодки.
— Смочи горло, старушка, — сказал он.
В самый разгар попойки боцман подлодки, здоровенный моряк с густой черной бородой, доложил, что на борт прибыли десять солдат из отряда химической службы.
— Размести их в носовом кубрике — сказал Швигер. — И пусть они не бродяг по лодке, а сидят смирно. Покажи им, где гальюн и камбуз. Все!
— У вас на лодке крысы? — спросил Отто Рихтер.
— Только одна, — ответил Швигер, поправляя тесьму наглазной повязки. — И та — белая. Она живет в кармане штурмана. Эти солдаты нам нужны для другого… Мы высадим их на русском побережье, чтобы все колхозные олени сдохли. Хорст, я пью за твою светлую голову. Прозит!
— Дня три-четыре, — ответил фон Герделер, — и по русской тундре проползет такая чума, что московским умникам придется подумать о новом виде транспортных средств в этой войне на севере! Мы берем вакцину «Бемоль-39», она пройдет через снег и отравит весь ягель… Прозит!
— Прозит, господа! — откликнулся «дарревский молодчик», — это чертовски хорошо придумано…
В полночь подводная лодка Ганса Швигера тронулась в открытое море, офицеры же вернулись в отель. Фон Герделер сразу же ушел спать, а обер-лейтенант Отто Рихтер еще долго не ложился в постель. Он бродил по тесной клетушке номера, насвистывая какой-то мотив, потом с полчаса листал карманный справочник немецкого генштаба.
— Итак, сегодня и еще завтра, — сказал он. — Что-то надо сообразить…
Он спустился в опустевший бар, прошел за стойку фрау Зильберт.
— Стаканчик коньяку, — сказал он — И если есть у вас болгарские сигареты, то дайте одну пачку.
Фрау Зильберт нацедила ему тоненькую рюмку.
— Вы разве уезжаете? — спросила толстуха.
— Нет, что вы! Я остаюсь здесь.
Он выпил целых три стаканчика и пошел спать. Сон его был крепок…
Директор консервной фабрики, пожилой норвежец с крестом святого Олафа на груди, встретил Отто Рихтера возгласом:
— Хайль Квислинг!
— Хайль, — отозвался «дарревский молодчик» и сразу же прошел в контору.
Он долго и внимательно листал цеховые отчеты, придирчиво сверял расход и приход консервной жести.
— Сейчас мы, по примеру русской промышленности, — докладывал ему квислинговец, — разрабатываем «штор-сильд» — селедку-трехлетку. Солено-сушеный «клип-фишк» до сих пор отправлялся нами в экспедиционный корпус «Африка», и наша фабрика получила благодарность походной канцелярии генерала Роммеля…
— Не нужно, — сказал Отто Рихтер.
— Как вы сказали?
— Я говорю — не нужно. Сейчас перед рыбной промышленностью должны стоять несколько иные задачи. Вы знакомы с предписанием № 0137 нашего министра продовольствия? Там ведь ясно сказано, что следует как можно более сократить время на переработку пищевого сырья, чтобы приблизить его к насущным потребностям фронта, тыла и армии. Вы должны сейчас дать товар пресно-сушеный и замороженный. Обесшкуривание филе, как остаток предвоенной роскоши, можно вовсе изъять из производственного цикла. Целлофан попробуйте заменить вощенкой. Соль и холод — вот основное, на что вы должны сейчас рассчитывать!
— У нас, — добавил директор, — есть креветочный цех, который работает исключительно на Испанию.
— Закрыть, — приказал Отто Рихтер.
— Но фельдмаршал Геринг…
— Да, фельдмаршал Геринг обожает гарнели. Однако мой министр не согласен распутничать по его уставу. Переработайте запас креветок и можете ставить цех на консервирование тресковой печени для госпитального управления.
Они прошли в цех, наполненный густой вонью автоклава, из щелей которого бил противный горячий пар. Под ногами чавкала сырая грязища, тусклые лампы дневного света освещали длинные столы конвейеров, за которыми сидели ряды норвежек, украинок, датчанок, русских, евреек, француженок и даже одна негритянка. Все они были одеты в одинаковые черные блузы и юбки трудовых лагерей, все они были бледны и усталы, их тонкие высохшие руки, вооруженные ножами, разделывали рыбу.
Отто Рихтер остановился за спиной одной русской девушки, следя за ее работой.
— Спросите ее, — сказал он старосте цеха, — сколько она разделывает тушек за смену.
Девушка, повернув к гитлеровскому офицеру свое скуластое лицо, что-то долго говорила в ответ.
— Что она сказала? — спросил «дарревский молодчик».
— Она говорит, что норму ей выполнить не удается. Она жалуется, что ей дают такие большие нормы.
— Может жаловаться, — ответил Отто Рихтер и, зажимая нос платком от вони, направился к выходу. Возле дверей, где висел график выполнения плана, он остановился и спросил старосту: — Почему снизилась выработка?
— Герр обер-лейтенант, с тех пор как нам прислали русских девок из Севастополя, цех едва-едва вытягивает график.
— Сволочь! — И «дарревский молодчик» вкатил старосте здоровенную оплеуху…
Вернувшись в Парккина-отель, Отто Рихтер переоделся и посетил кинотеатр. Он просмотрел только немецкую хронику о турне финского министра Таннера по странам Европы, но художественный фильм «Патроны и розы» смотреть не стал и отправился на телеграф. Там он попросил связать его с поселком Танкка-пииртти, но в небе как раз полыхало сильное полярное сияние, и радиосвязь временно была прервана. Купив десяток чистых телеграммных бланков, обер-лейтенант Отто Рихтер зашел в бильярдную и сыграл несколько партий с отпускным артиллерийским офицером Эрнстом Бартельсом, служившим в финских гарнизонах. Разговор во время игры между ними вращался большей частью вокруг последних событий в Хельсинки, потом они беседовали о возможностях использования тундрового ягеля в мукомольной промышленности. После этого, распростившись с артиллеристом, Отто Рихтер сел на катер и посетил мыс Крестовый, где встретился с командиром противокатерной батареи фон дер Эйрихом. Здесь «дарревский молодчик» купил еще одну шкурку песца, обещав расплатиться при свидании в отеле. Вернувшись в гавань, Отто Рихтер отправился в подземные туннели складов морского оружия и спросил инженера Хутгеля. Ему сказали, что такого здесь нет, он, кажется, служит на складе торпед «Цаункёниг», куда обер-лейтенант Рихтер сразу же и отправился. На складе «крапивных торпед» инженера Хутгеля тоже не оказалось, и военный чиновник министерства продовольствия Германии, пожав плечами, пошел в Парккина-отель.
Пройдя в свой номер, Отто Рихтер заказал себе через коридорного обед и позвонил фон Герделеру.
— Это я, господин оберст, — назвался он в трубку. — Кажется, я могу быть вам полезным в том деле, о котором вы меня просили. Конечно, не сейчас, но в самое ближайшее время. Только для этого мне необходимо встретиться с одним человеком. Вы не могли бы одолжить на сегодняшний вечер машину вашего ведомства?