— Сульфидин у вас есть?
— Есть, — ответила Китежева, отчищая бензином локоть своего кителя: она уже успела запачкаться. — А вам зачем сульфидин?
— Это не мне, это — вам… Я знаю одно место, где мне за сульфидин дадут две автомобильные шины. Шины я выменяю на тушенку. Тушенка пойдет за ведро тавотного масла. А тавот я обменяю на линолеум. Вы ведь — женщина, у вас жилье должно быть лучше, чем у нашего брата…
К вечеру он притащил на своей спине большой рулон замечательного американского линолеума. Когда он раскатал его по каюте, Варенька увидела, что теперь пол — не просто корабельная палуба, а целый сад: в гущах тропической листвы расцветали невиданные цветы, и хвост павлина распустился под самым трапом…
— А вы, — сказал Мордвинов, — напрасно кота не взяли. Для полного уюта вам теперь как раз кота не хватает…
Однако судовой кот в тот же вечер позорно бежал с корабля; как объяснял боцман Хмыров — не выдержал грохота. И это вполне возможно: корпус корабля целый день гудел от работы пневматических молотков, глушивших в его бортах расшатанные штормами заклепки.
Работы было много не только судоремонтникам; все матросы помогали устанавливать на боевых постах новые приборы, вели монтаж дополнительной электросети, кочегары перебирали в котлах трубки, машинисты во главе с Лобадиным чинили двигатель. Все как-то заметно похудели, даже у молодежи пропал тот особый морской шик, который всегда отличает моряка от берегового человека.
И только лейтенант Пеклеванный неизменно появлялся на палубе опрятно одетый, гладко выбритый и даже благоухающий одеколоном. Внешне безучастный ко всему, что происходило на корабле, он вникал во все подробности переоборудования, ежедневно обходил все отсеки, и горе тому, кто двигался медленно или нерадиво относился к работе, — такие попадали под «фитиль» Пеклеванного.
Но, как ни странно, выбираясь даже из самого захламленного трюма, лейтенант сохранял свой прежний опрятный вид, — грязь, казалось, вовсе не приставала к нему, и это командой «Аскольда» было оценено по достоинству.
Одно только в помощнике Рябинина не нравилось некоторым матросам.
«Очень уж строг, дерет, словно рашпиль какой-то по железу», — часто жаловался Хмыров, которому, как неопытному боцману, попадало от лейтенанта больше всего.
А однажды Ставриди, ухмыляясь, подошел к Найденову:
— Хочешь, загадку тебе задам?
— А ну? — согласился тот, устало откинув на затылок новенькую мичманку: теперь он уже не бригадир — старшина второй статьи, первым носовым орудием командует.
— Стоит наш «Аскольд» на рейде. И вдруг ни с того ни с сего на левый борт накренился. Что произошло?
Алексей, подумав, сказал:
— Некогда мне, — видишь, казенник вычистить надо, а то бы я отгадал!
— Ну что же тут думать! Это лейтенант Пеклеванный прошел по правому борту, а все матросы, чтобы ему на глаза не попадаться, бросились на левый. Вот и накренился наш «Аскольд».
— Дурак ты! — спокойно ответил старшина, отрывая кусок свежей пакли. — Пеклеванного не бояться надо, а учиться у него следует.
— Да брось ты, Алешка! — обиженно протянул Ставриди. — Шапку с ручкой получил, а уже зазнаешься.
— А ты вот что, — неожиданно построжал Найденов, — бери-ка паклю да протри казенник. Протрешь — доложишь. Плохо сделаешь — носки на твоей голове штопать буду. И помни: был я бригадиром — приказывал тебе, а сейчас старшиной стал — так еще не так прикажу. Ясно?
Ставриди паклю взял, но загрустил:
— Эх, был у меня товарищ!.. А приказать не сможешь, я еще присягу не принимал.
— Все равно, заранее привыкай подчиняться. Давай, давай, жми! Вон казенник-то как на тебя смотрит…
Проходя по боевым постам, отмеченным множеством пестрых номеров, Алексей чувствовал себя немного растерянным. Привыкнув к размеренному укладу промысловой службы, к родному «Аскольду», где ему был знаком каждый закоулок, он с трудом узнавал отсеки, казавшиеся теперь какими-то чужими. И не только он чувствовал себя так, когда вместо обычных названий — «тралмейстерская», «малярка», «чердак» — приходилось говорить: БП-2, БП-17, БП-43; все цифры, цифры, цифры — голова от них кругом идет!
Уже на следующий день после прихода на «Аскольд» Пеклеванного началось распределение матросов по штатным расписаниям. В первую очередь матросу присваивался его личный номер: написанный кузбасским лаком на полоске парусины, он пришивался к карману голландки и к койке. Затем матрос должен был запомнить множество цифр. Не зная их наизусть, член корабельной команды мог растеряться в бою, не иметь своего места отдыха.
И даже сейчас, по прошествии нескольких дней, Алексей, спускаясь по трапу в артиллерийский погреб, продолжал зубрить:
— Номер кубрика — два, номер койки — чертова дюжина, большого рундука — семь, малого — двадцать четыре, номер стола — три, бачок — пятый. По боевой тревоге находиться у первого орудия, по аварийной — у второго насоса в шестом трюме, приборку делаю на шляпке левого борта, занимаюсь Политически в группе штурмана Векшина… Ох ты, господи! Тут и с университетским образованием без пол-литра не разберешься…
В артпогребе, где раньше стояли засольные чаны, теперь высились стеллажи для укладки снарядов, и Пеклеванный говорил Русланову:
— Маты разложите вдоль стеллажей так, чтобы палубы совсем не было видно. Железные подковки с сапог сбить, ходить в погребе надо осторожно и мягко, как ходят кошки… Ну, а если пожар?
— Надо затопить погреб водой, — не задумываясь, ответил Русланов, уже привыкший к тому, что лейтенант при каждом удобном случае экзаменует своих подчиненных.
— Это я знаю, что водой, а не водкой, — и лейтенант повернулся к Алексею, спустившемуся через люк: — Отвечайте!
— Я открою, товарищ лейтенант, пятнадцатый клапан затопления. Вот он! — старшина дотронулся рукой до отполированного медного штурвала, вделанного в переборку.
— Правильно. Так вот, пожар уже начался. Открывай!
Найденов вначале замешкался, представив на минуту, как в погреб врывается ледяная забортная вода, но потом вспомнил, что «Аскольд» стоит в доке, и завращал штурвал.
— Быстрее, быстрее! — торопил его Пеклеванный, и, скрипя шестеренками, штурвал медленно отодвинул в днище корабля заслонки кингстона, — всем троим на мгновение стало жутковато, словно они уже слышали, как бегущая по трюмам разгневанная вода подбирается к их ногам.
— Закрывай! — коротко приказал Артем и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, быстро взбежал по трапу.
На верхней палубе он встретил командира. Рябинин следил за работой мастеров, крепивших на корме судна рамы для сбрасывания глубинных бомб.
— Меняется мой «Аскольд», — сказал он Пеклеванному. — Не узнать. — И, взяв лейтенанта за локоть, пошел с ним по палубе: — Вот что, помощник, штаб торопит. Сегодня к вечеру будем выходить из дока… Как наши комендоры, научились работать у орудий?