— Шнорхель! — заорал он, скидывая чехол с приборов. — Подлодка! Я вижу шнорхель!
Один матрос, лица которого Пеклеванный впоследствии так и не мог вспомнить, сказал только одно слово:
— Ай! — и прямо с мостика сиганул вниз. Ветер колоколом раздул полы его шинели, всплеснула и сомкнулась вода, но… обратно он уже не выплыл. Океан сразу глубоко засосал труса в свою жуткую глубину.
— Вот тебе и «ай»! — сказал Мордвинов.
Все это произошло стремительно. Беспечность «немца» была непонятна. Может, он уже видал проходивший мимо себя корвет и решил, что такого противника можно не остерегаться. Шнорхель подводная лодка убрала, когда на корму «Аскольда» уже летело приказание:
— Глубинные бомбы — то-о-овсь!
На мокрой обледенелой палубе не так-то легко доставать через люк и готовить к взрыву громадные бочки по сто и двести килограммов весом.
— Проходим над лодкой! — крикнул Векшин, стоя на ветру с открытой головой.
И первая серия бомб обрушилась за борт. Вода, продолжая фосфориться, вскинулась в небо, как огненный куст. Взрыв глухо отдался в гулком корабельном чреве.
На юте Григорий Платов, возглавлявший минную команду, уже подкатывал к срезу кормы новую серию глубинных бомб. Матросы работали без шапок и ватников — так было удобнее. Палуба, вздрагивая от взрывов, больно била матросов в пятки.
Повернув к мостику свое мокрое, иссеченное брызгами лицо, с взлохмаченными волосами, Платов следил за сигнальным фонарем Мордвинова. Вот фонарь дает короткий проблеск, и Григорий кричит:
— Пошел!.. Пошел!..
Глубинные бомбы, подталкиваемые матросами, летят за борт, где кипит взбудораженная винтами вода.
— Прямо по корме всплывает подводная лодка! — вдруг доложил Мордвинов. — Прямо по корме!
В туче брызг, фонтаном выбросив на поверхность воду, субмарина врага — вперед задранным носом — выскочила на поверхность. Если бы команда «Аскольда» обладала большим боевым опытом, она нашлась бы в такой обстановке скорее. Но тут даже Рябинин в страшном удивлении не успел опомниться, как люк подлодки откинулся, и на палубу стали выскакивать матросы. Одно мгновение — и подлодка сама навязала кораблю артиллерийскую дуэль…
— Огонь! — скомандовал Пеклеванный, и в уши сразу ударило грохотом. Желтое пламя осветило верхушки волн. Горячий воздух сильно толкнул в грудь. В лицо пахнула пороховая гарь и мигом растаяла.
Дробно загрохотали пулеметы и эрликоны. Нескольких немецких комендоров словно слизнуло с палубы. Окруженная всплесками разрывов, подлодка вдруг снова пошла на срочное погружение. Было хорошо видно, как один гитлеровец кинулся к люку рубки, но люк был уже захлопнут изнутри, и лодка тут же ушла у него из-под ног…
— Пройти над местом погружения, — ровным голосом скомандовал Рябинин, словно дело шло о том, чтобы пройти с тралом над косяком рыбы.
— Есть пройти, — отозвался из рубки Хмыров.
Заскрипел барабан штурвала, наматывая стальные штуртросы, тянущиеся к румпелю. «Аскольд» развернулся и, натыкаясь на волны, двинулся вперед — туда, где над местом погружения подлодки крутился в глубокой воронке оставленный на гибель матрос…
Контрольное бомбометание не дало никаких результатов. На поверхность выбросило лишь содержимое гальюнов. То ли от близкого взрыва, повредившего фановую систему, то ли немцы решили просто продуть гальюны сжатым воздухом, чтобы вид их дерьма оскорбил противника…
Пеклеванный стоял, стиснув руками поручень, еще не смея верить в победу. Глубоко глотнув воздух, произнес только одно слово:
— Неужели?
— А, кажется, так, — ответил помполит, понимая, о чем думает в этот момент Пеклеванный. Рябинин спросил штурмана:
— Векшин! Сколько длилось… все это?
Прохор Николаевич почему-то не сказал «бой». Наверное, еще не совсем верил в случившееся. А скорее всего, в его представлении бой выглядел совсем иначе: слишком уж просто все, что произошло сейчас, — какой же это бой?..
Штурман в иллюминатор рубки крикнул:
— Товарищ командир! Бой с подлодкой длился минуту и сорок пять секунд! — Векшин, пожалуй, единственный ничему не удивлялся.
Рябинин, оставив рукоять телеграфа, шагнул к Пеклеванному, в щедрой улыбке блеснули его зубы.
— Ну, помощник, — сказал он, — это твоя лодка. Без тебя мы, конечно, ничего бы не сделали, спасибо тебе, лейтенант: это ты, все ты! Это ты обучил команду! Спасибо тебе…
Рябинин впервые при всех назвал Пеклеванного на «ты», и это отметили все стоявшие на мостике: капитан «Аскольда» называл на «ты» только тех сослуживцев, которым доверял.
На мостик долетели возбужденные голоса матросов:
— Крюк давайте!..
— Быстрей, ребятушки, никогда такую рыбу не ловили…
— Осторожней, осторожней!..
— Несите-ка в лазарет, ребятушки!
Рябинин перегнулся через поручни, крикнул:
— Боцман, что у вас там?
— Матроса вытащили, — ответил с палубы Мацута.
— Живой?
— Дышит как будто…
Через несколько минут Рябинин послал помощника узнать, что с пленным. Артем встретил Варю в коридоре. Уже одетая по форме, она возвращалась из умывальника, вытирая полотенцем мокрые руки.
— В каком состоянии немецкий матрос?
— Небольшой нервный шок, — ответила Варенька, улыбаясь. — Сейчас я сделала ему укол, он спит.
И, шутливо сморщившись, она протянула:
— Ох, эти скучные патрульные операции! Ох, это однообразие, наводящее тоску и уныние!.. Скажите, неужели даже сейчас…
Но Артем горячо перебил ее:
— Вы даже не знаете, доктор, что можно было бы сделать сейчас на миноносце. Эта победа досталась нам легко, потому что мы застали противника врасплох, он даже не успел погрузиться. А вот миноносец, да еще с гидролокатором, да с бомбометами…
Китежева недовольно взмахнула полотенцем и, не дослушав, направилась в свою каюту. Остановилась у двери, сказала:
— Какой же вы скучный!..
«Сорокоум»
На душе было как-то неспокойно. Кажется, верь она в бога — наверное, молилась бы горячо и пылко. Но и без того, ложась по вечерам в холодную постель, Ирина Павловна каждый раз повторяла: «Господи, только бы ее не потопили, только бы дотянула до порта…» Ночи стояли жуткие, метельные, штормовые, и ей даже снилась легкая, как перо птицы, шхуна — шхуна во мраке, в морозном океане. И пока парусник находился в пути, она скрашивала тоскливое ожидание чтением «шканечного журнала», принятого в подарок от Левашева. В этой толстой растрепанной книге были подробно изложены события корабельной жизни — той самой жизни, которая под гудение ветров в парусах уже давно канула в прошлое…