— Ты думаешь так потому, что, как и всякая посредственность, не обладаешь слухом. А я — я боюсь Рокка.
— Ты? Не скромничай, пожалуйста!
— Да кто же скромничает? С какой стати мне скромничать? Я корчу из себя скромника перед вами не больше, чем перед критиками! Я — Крабак, гений! В этом смысле Рокк мне не страшен.
— Чего же ты тогда боишься?
— Чего-то неизвестного… Может быть, звезды, под которой родился Рокк.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Попробую сказать иначе, чтобы было понятнее. Рокк не воспринимает моего влияния. А я всегда незаметно для себя оказываюсь под влиянием Рокка.
— Твоя восприимчивость…
— Ах, оставь, пожалуйста. При чем тут здесь восприимчивость? Рокк работает спокойно и уверенно. Он всегда занимается вещами, с которыми может справиться один. А я вот не таков. Я неизменно пребываю в состоянии раздражения и растерянности. Возможно, с точки зрения Рокка, расстояние между нами не составляет и шага. Я же считаю, что нас разделяют десятки миль.
— Но ваша «Героическая симфония», маэстро!.. — робко проговорил Рапп.
— Замолчи! — Узкие глаза Раппа сузились еще больше, и он с отвращением поглядел на студента. — Что ты понимаешь? Ты и тебе подобные! Я знаю Рокка лучше, чем все эти собаки, которые лижут ему ноги!
— Ну хорошо, хорошо. Успокойся.
— Если бы я мог успокоиться… Я только и мечтаю об этом… Кто-то неведомый поставил на моем пути этого Рокка, чтобы глумиться надо мною, Крабаком. Философ Магг хорошо понимает все это. Да-да, понимает, хотя только и делает, что листает растрепанные фолианты пол своим семицветным фонарем…
— Как так?
— Прочитай его последнюю книгу — «Слово идиота».
Крабак подал, вернее, швырнул мне книгу. Затем он вновь скрестил на груди руки и грубо сказал:
— До свидания.
И снова мы с окончательно приунывшим Раппом оказались на улице. Как всегда, улица была полна народу, в тени буковых аллей тянулись ряды всевозможных лавок и магазинов. Некоторое время мы шли молча. Неожиданно нам повстречался длинноволосый поэт Токк. Завидев нас, он остановился, вытащил из сумки на животе носовой платок и принялся вытирать пот со лба.
— Давно мы с вами не виделись, — сказал он. — А я вот иду к Крабаку. У него я тоже давно не был…
Мне не хотелось, чтобы между этими двумя деятелями искусства возникла ссора, и я намеками объяснил Токку, что Крабак сейчас немного не в себе.
— Вот как? — сказал Токк. — Ну что же, визит придется отложить. Да ведь Крабак — неврастеник… Кстати, я тоже в последнее время мучаюсь от бессонницы.
— Может быть, прогуляешься с нами?
— Нет, лучше не надо… Ай?
Токк вдруг судорожно вцепился в мою руку. Он весь, с ног до головы, покрылся холодным потом.
— Что с тобой?
— Что с вами?
— Мне показалось, что из окна той машины высунулась зеленая обезьяна…
Обеспокоенный, я посоветовал Токку на всякий случай показаться доктору Чакку. Но как я ни настаивал, он и слушать не хотел об этом. Ни с того ни с сего он стал подозрительно к нам приглядываться и в конце концов заявил:
— Я никогда не был анархистом. Запомните это и никогда не забывайте… А теперь прощайте. И простите, пожалуйста, не нужен мне ваш доктор Чакк…
Мы стояли в растерянности и смотрели в спину удалявшемуся Токку. Мы… Впрочем, нет, не мы, а я один. Студент Рапп вдруг очутился на середине улицы. Он стоял нагнувшись и через широко расставленные ноги разглядывал беспрерывный поток автомобилей и прохожих. Решив, что и этот каппа свихнулся, я поспешил выпрямить его.
— Что еще за шутки? Что ты делаешь?
Рапп, протирая глаза, ответил неожиданно спокойно:
— Ничего особенного. Просто так гадко стало на душе, что я решил посмотреть, как выглядит мир вверх ногами. Оказывается, все то же самое.
Вот некоторые выдержки из книги философа Магга «Слово идиота»:
* * *
Идиот убежден, что все, кроме него, идиоты.
* * *
Наша любовь к природе объясняется, между прочим, и тем, что природа не испытывает к нам ни ненависти, ни зависти.
* * *
Самый мудрый образ жизни заключается в том, чтобы, презирая нравы и обычаи своего времени, тем не менее ни в коем случае их не нарушать.
* * *
Больше всего нам хочется гордится тем, чего у нас нет.
* * *
Никто не возражает против того, чтобы разрушить идолов. В то же время никто не возражает против того, чтобы самому стать идолом. Однако спокойно пребывать на пьедестале могут только удостоенные особой милостью богов — идиоты, преступники, герои. (Это место Крабак отчеркнул ногтем.)
* * *
Вероятно, все идеи, необходимые для нашей жизни, были высказаны еще три тысячи лет назад. Нам остается, пожалуй, только добавить нового огня к старым дровам.
* * *
Наша особенность состоит в постоянном преодолении собственного сознания.
* * *
Если счастье немыслимо без боли, а мир немыслим без разочарования, то?..
* * *
Защищать себя труднее, нежели защищать постороннего. Сомневающийся да обратит взгляд на адвоката.
* * *
Гордыня, сластолюбие, сомнение — вот три причины всех пороков, известные по опыту последних трех тысяч лет. Вероятно, и всех добродетелей тоже.
* * *
Обуздание физических потребностей вовсе не обязательно приводят к миру. Чтобы обрести мир, мы должны обуздать и свои духовные потребности. (Здесь Крабак тоже оставил след своего ногтя.)
* * *
Мы, каппы, менее счастливы, чем люди. Люди не так развиты, как каппы. (Читая это, я не мог сдержать улыбку.)
* * *
Свершить — значит мочь, а мочь — значит свершить. В конечном итоге наша жизнь не в состоянии вырваться из этого порочного круга. Другими словами, в ней нет никакой логики.
* * *
Став слабоумным, Бодлер выразил свое мировоззрение одним только словом, и слово это было — «женщина». Но для самоуважения ему не следовало так говорить. Он слишком полагался на свой гений, гений поэта, который обеспечивал ему существование. И потому он забыл другое слово. Слово «желудок». (Здесь тоже остался след ногтя Крабака.)
* * *
Полагаясь во всем на разум, мы неизбежно придем к отрицанию собственного существования. То обстоятельство, что Вольтер, обожествивший разум, был счастлив в своей жизни, лишний раз доказывает отсталость людей по сравнению с каппами.