– Да, я понимаю, – проговорила она. – Идея была глупая. Но… я…
– Ну почему же, – протянул Корнеев и хитро взглянул на Маринку. – Идея может сработать, если с собаками будет их хозяин. Ты не возражаешь?
– Я? Нет.
Господи, сколько же ликера он бухнул ей в чай? Голова-то как кружится! И его глаза… они так близко, а в глазах скачут язычки пламени от камина… И этот полумрак… Он коснулся губами ее волос, стал нежно-нежно покрывать поцелуями лоб, щеки… А Марина все ждала, когда же он поцелует ее в губы. Господи! Как давно она не целовалась! Нет! Так ее не целовал никто и никогда.
Она вздрогнула от того, что собаки вдруг вскочили.
– Они сейчас станут кусаться?
Корнеев перевел дух.
– Нет, – покачал он головой. – Они сейчас будут радоваться.
Неожиданно раздался знакомый голос:
– Ле-ев Михайлович! Это я-я!
– Мама! – отчего-то испугалась Маринка, вскочила и ухватилась за бутылку ликера. – Скорее убирай бутылку!
– Почему? – тоже испуганно вскочил Корнеев. – Заходите, Эмма Витольдовна!! Чего ж вы на крыльце?! Она ругаться будет?
– Нет, просто… – Маринка бухнулась в кресло, ухватила чашку с чаем и стала раскачиваться. – Просто мы вот так сидим и все. Пьем чай…
– Ага, просто пьем. Ты взяла мою кружку, твоя с бабочками…
– Неважно!
– Лев Михайлович, – вплыла в гостиную матушка. – А я вас на чай хотела пригласить. И Марину тоже. А то она ушла кормить собак и пропала. Я уж испугалась – не загрызли бы… Тосечка мой золотой, иди поглажу… Карик, смотри, чего принесла…
Собаки возле Эммы Витольдовны крутились радостными щенками. Маринка с удивлением смотрела, как мать спокойно треплет их мохнатые головы и чмокает в клыкастые морды. Корнеев только развел руками:
– Я давно подозревал, что этих наглецов кто-то прикармливает.
– Но мы же соседи! – воскликнула Эмма Витольдовна. – И все же… пойдемте ко мне, мне обязательно вас надо познакомить с моим… старым другом. Мариша, детка, только будь с ним поласковее, вполне возможно, что он…
– Станет моим папой? – хихикнула Маринка.
– Несмешно, – дернула плечиком Эмма Витольдовна. – Лев Михайлович…
– Для вас просто Лев…
– Ага, – смекнула она, – вероятно, что вы станете мне сыном?
– Мама!
– Все! – Пойдемте же, неудобно заставлять человека ждать. Лев, скажите, я хорошо выгляжу?
– Великолепно, – выдохнул тот.
– Ой, – радостно всплеснула руками Эмма Витольдовна и зарделась, как девчонка. – А то он приехал неожиданно, я даже не успела съездить в парикмахерскую.
– Вот так, – тихо сказал Корнеев Маринке и затушил камин.
Евгений Евгеньевич, мамин друг, оказался довольно моложавым мужчиной, с красивой сединой и веселыми глазами.
– Женечка, знакомься, – с порога начала Эмма Витольдовна. – Это моя дочь, а это…
– Лев, просто Лев, – протянул руку Корнеев.
– Просто львов не бывает, – улыбнулся Евгений Евгеньевич. – Они всегда цари.
– Зверей, Женечка, цари зверей, – щебетала хозяйка, усаживая гостей. – Маришенька, доченька, помоги мне накрыть на стол. Господа, сегодня у нас все будет более чем скромно… Только чай и бутерброды.
– С красной рыбой и черной икрой, – усмехнулась Маринка.
– Икра красная, – поправила ее мать. – И еще пирог. Женечка, ты не поверишь, я тебя чувствую на расстоянии! Как знала, что ты приедешь, вот и испекла.
– А еще к тебе приехала дочь, – улыбнулся мамин друг.
– Да, – согласилась маменька. – Просто я испекла пирог, а потом вдруг… поняла, что приедешь ты. Но это неважно! Лев! Наливайте же дамам вино! Марина! Ты еще делаешь бутерброды? Какой кошмар.
Весь вечер Маринка и Корнеев старались вести себя спокойно. Он даже не передал ей кусок пирога, а она подала ему чай самому последнему. И сели они не рядом. Они лишь бросали друг на друга быстрые, вороватые взгляды. И у него скакали чертики в глазах, а у нее… у Марины губы сами собой расползались в счастливой улыбке. И это… было так прекрасно! Как в юности, когда еще все впереди!
Когда у Маринки зазвенел телефон, она даже не сразу поняла, что это за звуки.
– Мариша, доченька, отключи телефон, – посоветовала Эмма Витольдовна. – Самые дорогие люди находятся здесь.
Но Маринка взяла трубку. Звонил Артемий.
– Марин, ну где тебя носит-то? – гнусаво заговорил он. – Я тут торчу, торчу! Сколько шляться можно?
Она вышла из комнаты, чтобы не слышали, как и куда она сейчас будет посылать бывшего любимого.
– Оставь меня в покое, слышишь? – зашипела Маринка в кухне.
– А кто тебя трогает? – обиделся муж. – Я только хотел вещи свои забрать. А тут хватился, ключи потерял. И чего мне теперь – голому жить?
– Хорошо, я сейчас приеду, – вздохнула она, но тут же с удовольствием потерла руки – необходимость заводить страшных псов отпала. Теперь ее супруг будет входить только по ее письменному разрешению – ключей же нет!
Она залетела в комнату к гостям и не смогла скрыть радости:
– Мама, Евгений Евгеньевич, Лев, мне очень жаль, но я вынуждена вас покинуть!
– Почему? – опечалился Корнеев.
– Марина, ты что? – воскликнула маменька. – У нас сейчас еще пирог будет.
– Нет, не могу, – уже одевалась Марина. – Мой супруг решил наконец освободить меня от своих вещей, пришел, а войти не может – потерял ключи. Так что… Вы меня даже не уговаривайте, такой момент упускать нельзя.
– Ясно, – кивнула маменька. – Но тогда завтра я тебя непременно жду на завтрак. Левушка, не откажите в любезности, проводите свою даму, а то мне неудобно оставлять гостя без внимания.
– Всенепременно, – чуть склонил голову Корнеев и притянул Маринку к себе.
– Ну что ты будешь делать! А я сегодня собирался ночью залезть к тебе через балкон и петь серенады.
– Серенады под балконом поют, – хихикнула Марина.
– Учту, – засмеялся Корнеев.
– Ничего, завтра я приеду на завтрак, так что… У тебя еще есть шансы… Это я про балкон, – счастливо шепнула она и вылетела из дома.
Дома она была уже через двадцать минут. Прямо в подъезде ее встретил хмурый муж.
– И где тебя только носит? – нудил он. – Мы еще не развелись, а она… позволяет себе черт знает что!
– Артемий, не проходи, – не хотела пускать его в дом Марина. – Я тебе все сюда вынесу, у меня все собрано.
– Ага! Сейчас прямо! – оттолкнул ее муж. – Устроим еще в подъезде ярмарку!
Он сразу же наткнулся на сумку со своими вещами, но уходить не торопился. Не спеша вытаскивал из сумки одну вещицу за другой и придирчиво ее оглядывал.