– Но вообще-то… – правдивая Антея смутилась.
– А, всё-таки собрались куда-то! – бушевала кухарка. – Ну уж нет! – И выхватила Ягнёнка у Джейн, а Роберт и Антея ухватили кухарку за подол.
– Послушайте, – сказал Сирил с отчаянной смелостью, – отправляйтесь-ка на кухню и месите ваш пудинг в кастрюльке, или в цветочном горшке, или в котле, в котором кипятят воду!
– И с места не двинусь, – сказала кухарка, – чтобы я оставила вам ребятёночка на растерзание!
– Я предупреждаю вас, – мрачно заявил Сирил, – лучше поберегитесь, иначе будет поздно.
– Как же, испугалась! Да я ради этого пупсика…
Тут она заметила Феникса.
– Где вы раздобыли эту жёлтую курицу?
Антея поняла, что нельзя терять ни минуты. Ситуация сделалась критической.
– Я хочу, – проговорила она торопливо, – чтобы мы оказались на южном солнечном берегу, где ни у кого никогда не бывает коклюша.
И вот всё тут же закружилось каруселью, завертелось, закачалось, кухарка рухнула на ковёр, визжа от страха, крепко прижимая к себе Ягнёнка и громко призывая на помощь святую Бригиту, к чьему заступничеству обычно прибегают ирландцы.
Но скоро ощущение «вверх тормашками» прошло, кухарка открыла глаза, ещё раз взвизгнула и снова зажмурилась. Антея, воспользовавшись моментом, заключила в свои объятия вопящего от страха Ягнёнка.
– Успокойся, успокойся, – приговаривала она. – Пантерочка тебя никому не отдаст. Посмотри-ка лучше на деревца, видишь – песочек, а на песочке ракушки, и гляди-гляди, видишь, какие тут огромные черепахи. Ой, господи, какая же тут жарища!
Да уж, жара тут была, что надо. Послушный ковёр приземлился, как его и просили, на южном берегу, на самом солнцепёке. Вверх по зелёным-презелёным склонам холмов взбирались пальмовые рощи, и цвели всякие-превсякие тропические цветы, и созревали всевозможные тропические фрукты, о которых можно прочитать разве что в толстых энциклопедиях. Между зелёными-зелёными холмами и синим-синим морем пролегла полоска чистого золотого песка. Все тут же стащили с себя лондонские ноябрьские одежды, Антея сняла с Ягнёнка его голубенькое разбойничье облачение, и треуголку, и свитер, а сам малыш неожиданно скинул штанишки и весело запрыгал на песке в одной рубашечке.
– Я маленький беленький утик, – объявил он, – а утики любят плавать. – И он тут же стал барахтаться в разогретом солнцем песке, делая вид, что он плавает по-утиному.
– Пусть себе, – сказала Антея. – От этого вреда не будет. Ой, ну и пекло!
Кухарка вдруг открыла глаза, взвизгнула, снова закрыла, опять открыла и завизжала ещё громче. Потом произнесла:
– Что ж это делается-то? А-а, да ведь это же сон. И какой прекрасный! Завтра же погляжу в соннике, что он может означать. И море, и пляж, и я сижу на ковре, на каком отроду не сиживала!
– Да послушайте же, – сказал Сирил. – Это вовсе никакой не сон.
– Ну, конечно, во сне всегда так говорят, – заметила кухарка.
– Говорят же вам, это всё на самом деле! – топнул ногой Роберт. – Мы вам не скажем, как это получается, потому что это наш секрет. Но раз вы не хотели идти на кухню и готовить пудинг, нам пришлось взять вас с собой. Надеюсь, вам здесь нравится.
– Ещё как, – неожиданно согласилась с ним кухарка. – И уж раз это сон, то я открыто скажу, что свет не видал ещё таких безобразников и…
– Успокойся-ка, добрая женщина, – сказал Феникс.
– Сам успокойся, – огрызнулась кухарка и вдруг осознала, кто произнёс эту фразу. – Ну как же это не сон. Тогда что же это? Жёлтая курица разговаривает! Вот уж не думала – не гадала, что доживу до этакого.
– Тогда посиди и помолчи, – сказал Сирил. – Ребята, отойдём в сторонку, надо кое-что обсудить.
И они отошли на достаточное расстояние, так, чтобы кухарка не могла их слышать.
– Послушайте, – сказал Сирил, – нам бы стоило скатать ковёр и спрятать его так, чтобы мы могли в любой момент достать его. Ягнёнок пусть всё утро греет свой коклюш, авось это поможет ему от него избавиться. А нам надо хорошенечко оглядеться и понять. Если здешние аборигены людоеды, тогда мы забираем кухарку и улетаем. А если нет – то оставим её здесь.
– А наш пастор говорил, что нужно хорошо относиться к животным и слугам, – заметила Джейн.
– Как же! – возразил Сирил. – Она-то что, хорошо к нам относится?
– А мне так кажется, что безопаснее оставить ковёр на месте, и пусть она на нём посидит. И раз уж она считает, что ей снится сон, неважно, что она порасскажет, вернувшись домой.
Навалив ненужную тёплую одежду на ковёр, все отправились на разведку. Довольный и совсем здоровенький Ягнёнок ехал у Сирила на закорках, Феникс восседал на Робертовой руке.
По заросшему травой склону идти было легко и приятно, но дальше, в лесу, со сплошной стеной опутавших деревья лиан, покрытых странными, никогда не виданными цветами, продираться им пришлось с трудом.
– Надо было запастись топориками, которыми пользуются первопроходцы, – сказал Роберт. – Я попрошу папу, чтобы он подарил мне такой топорик на Рождество.
Вскоре лианы, покрытые душистыми цветами, плотной завесой преградили им путь. Чуть ли не задевая их лица, мимо пролетали диковинные птицы.
– Признайтесь честно, – попросил Феникс, – что здешние птицы красивее, чем я? Не бойтесь сказать правду, я не обижусь. Скромность всегда служила мне украшением.
– Да ни одна из них! – убеждённо сказал Роберт.
– Я вовсе не тщеславен и никогда таким не был, – сказал Феникс, – но твои слова подтверждают мои собственные мысли. Да, вот что. Я полетаю и погляжу.
Он немного покружил в воздухе и вскоре снова опустился на руку Роберту.
– Там слева видна тропинка, – сказал он.
Тропинка всё время изгибалась и поворачивалась. И точно иголкой с ниткой прошивала густые заросли разнообразных цветов.
И вдруг за поворотом показалась обширная поляна, на которой располагалось немалое число хижин с островерхими крышами. Было совершенно ясно, что в этих хижинах обитают дикари.
Даже самое храброе сердце стало бы учащённо биться, обнаружив такое. А вдруг они и на самом деле людоеды? А до ковра было ой как далеко!
– Пошли назад, – сказала Джейн дрожащим голосом. – Поскорее. Они ведь могут нас съесть!
– Да брось ты, Киса, – решительно возразил ей Сирил. – Видишь, вон там привязана коза. Значит, людьми они не питаются.
Пока они стояли, не зная на что решиться, из одной хижины вышел высокий мужик, на котором ничего не было надето, кроме набедренной повязки. Его кожа была тёмного, медного оттенка, почти такого же, какой был у хризантем, которые папа принёс в прошлую субботу. В руках он держал копьё. Светлыми были только белки его глаз и зубы. Правда, когда солнечный луч прямо падал на его кожу, она тоже казалась светлой. Когда вам как-нибудь встретится почти голый дикарь, приглядитесь к нему попристальнее, и вы убедитесь, что я права.