– Однако, – заметил Вейхс, – Тимошенко все-таки получил от нас в подарок хороший плацдарм для выдвижения к Харькову.
Паулюс отвечал ему без промедления:
– Будь я на месте Тимошенко, я бы никогда не начинал наступление, выбираясь на стратегический простор из узкого оперативного мешка: это слишком рискованно.
– Что бы вы сделали, будь вы на месте маршала Тимошенко?
– Вопрос трудный, – поежился Паулюс. – Но я постараюсь ответить. Будь я на месте Тимошенко, я бы плюнул на все и отвел бы свои войска назад – обратно с этого выступа.
– Но вы понимаете, – засмеялся Вейхс, – что ни Сталин, ни Тимошенко на это никогда не пойдут. Отвести свои войска после того, как эти войска оросили Барвенковский выступ своей же кровью?.. Нет, сейчас они думают о другом: чтобы с этого выступа и начать свое наступление на Харьков и Донбасс.
Прощаясь, барон Вейхс – под большим секретом – сообщил Паулюсу нечто серьезное, выуженное из глубин «Вольфшанце»:
– Догадываетесь ли вы, почему фюрер поставил вас во главе Шестой армии? – Паулюс сказал, что не догадывается. – Он решил поднять ваш престиж на этом посту, чтобы потом вы, как фронтовой генерал, заменили Йодля, которым Гитлер недоволен.
– Но фюрер сейчас всеми генералами недоволен.
– Это правда, – сказал Вейхс. – Но Йодль стал его раздражать, настаивая на окончательном штурме Ленинграда, а не забираться на Кавказ, куда так стремится наш фюрер, привлеченный ароматом майкопской и бакинской нефти… Впрочем, я пойду. А то у вас здесь, в этой школе, дышать невозможно от вонищи. Сколько, вы сказали, положили в пехотном полку?
– Семьсот. Госпитали забиты. Вывозить не успевают.
– Всего доброго, Паулюс… я поехал.
В морозном небе слышалось тарахтение – это кружил над школой русский самолет устаревшей конструкции По-2, который в вермахте называли «кофейной мельницей» или «швейной машинкой».
– Когда же кончатся эти морозы? – сказал Паулюс…
* * *
Вспоминаю. Когда бы ни зашла речь о войне, обязательно кто-нибудь из собеседников в удивлении воскликнет:
– А все-таки хотелось бы знать, как могло случиться, что немецкие войска оказались на берегах Волги?
Однозначным ответ быть не может. Силы нашего народа были колоссальны. Мы не знаем точно, сколько людей выставила наша страна на передовую линию огня, и, пожалуй, это останется неизвестно. Но зато известно, что за годы войны мать-Россия пошила около 40 миллионов шинелей, 20 миллионов ватников, 70 миллионов гимнастерок и дала фронту 11 миллионов пар валенок. По этим цифрам можно прикинуть, каковы были наши резервы.
А как же немцы оказались на Волге? В самом деле – как?
Знаю, что мое мнение историки, наверное, станут оспаривать, и все же я свое мнение скрывать от читателя не стану.
– Много, – скажу я вам, – было допущено ошибок в этой войне. Но будущая трагедия Сталинграда, мне кажется, начиналась именно с Барвенкова, откуда Сталин и Тимошенко хотели бы развить мощное наступление, и от этого же Барвенкова перед танками Паулюса скоро откроется стратегический простор, выкатывающий немецкие танки к берегам нашей матушки-Волги…
Войну в Ливии сами же англичане прозвали «африканскими качелями», и эти качели работали исправно: Роммель вперед – Окинлек назад, Роммель вправо – Окинлек налево.
Португальский историк Ф. Микше писал: «Самой замечательной способностью Роммеля была его способность с молниеносной быстротой сосредоточивать свои войска в нужном направлении… благодаря той быстроте, с какой им это делалось, у противника создавалось впечатление, что такое же превосходство у него имеется и на всех других направлениях». И чем хуже становились дела итало-немецкого корпуса в Ливии, тем изощреннее действовал Роммель. А сейчас дела складывались неважно.
Гитлер еще не мог оправиться после поражения под Москвой, а Муссолини задерживал доставку горючего, ибо его танкерный флот бомбили английские пилоты с аэродромов Мальты. Кстати, дуче не раз трезвонил, что возьмет Мальту с моря, и по этому случаю итальянцы придумали такой анекдот.
– Дуче, почему ты не можешь взять Мальту?
На этот вопрос фюрера Муссолини с язвой ответил:
– Потому что Мальта, как и Англия, тоже остров…
Намек, как говорят русские, не в бровь, а прямо в глаз!
Лишь в январе Муссолини отправил для Роммеля «нефтяные лоханки», которые на этот раз тащились под конвоем линкоров (!). Именно в те дни, когда маршал Тимошенко устремлял свою армию на Барвенково, Роммель (еще не маршал) опять начал раскачивать «африканские качели», с которых давно уж пора сорваться кому-либо из двух – или ему, Роммелю, или Окинлеку…
Фантазия у Эрвина Роммеля работала превосходно.
– Я никогда в жизни не красил заборов, – сказал он своему штабу, – но сейчас, кажется, предстоит побыть в роли хорошего маляра… А что, если нам закамуфлировать танки под грузовики, а грузовики сделать издали похожими на танки?
Этим примитивным камуфляжем он задурил разведку Окинлека, неожиданным маневром расчленив англичан на части, затем снова вошел в Бенгази, где и захватил склады снабжения, топлива, оружия и, естественно, пленных. Самая лучшая бронедивизия Окинлека драпала от него столь усердно, что оставила Роммелю – даже без боя! – сотню новеньких танков.
– Я не знал, – сказал Роммель, – что малярные работы так хорошо оплачиваются. Всегда выгодно иметь вторую профессию!..
Йодль как-то неохотно докладывал Гитлеру:
– Сколько же завистников у этого счастливчика… он опять вырвался к Тобруку! При этом, мой фюрер, успех достигнут им даже без поддержки нашей авиации. А теперь, чтобы закрепить успех, Роммель просит у нас самолетов.
– И ничего не получит, – отвечал Гитлер. – Вся наша авиация задействована на Востоке, там она и останется…
Геббельс, навестив Гитлера в его «Вольфшанце», записывал в своем дневнике: «Фюрер рассказал мне, как близко в последние месяцы мы были к зиме Наполеона… Собачка, которую подарили фюреру, теперь играет в его комнате. Он всем сердцем привязан к песику, который волен делать все, что хочет, в его бункере. В настоящее время этот пес ближе к сердцу фюрера, чем кто-либо еще…» Выбравшись из бункера, Гитлер глянул на заснеженные елки и сказал Борману:
– Смотри, Мартин: за ночь выпал снег… Я с детства боялся холода, а снег ненавижу всеми фибрами души. Теперь я знаю, почему так. Это было дурное предчувствие! Но весною я всегда оживаю. Поскорее бы пришла оттепель, вместе с которой воскреснет и мой вермахт…
Роммель раскачивал «африканские качели» напрасно. Гитлера сейчас волновал не Тобрук, а русская Вязьма, где русские выбросили воздушные десанты. Правда, здесь они напоролись на крепкую оборону: сил для овладения Вязьмой у них не хватило. Но под Демянском росла угроза окружения немецких дивизий. Йодль предупредил Гальдера: