Контр-адмирала Литвинова просили матросы:
— Разрешите нам еще поработать!
— Но ваша вахта трудится без отдыха уже два дня.
— Это ничего. Мы ведь с ног-то еще не валимся…
Тысячи (тысячи!) итальянцев, раненых и бездомных, обожженных и полураздетых, русские команды спасли и эвакуировали в госпитали Палермо, Неаполя, Сиракуз и Катании. Итальянский поэт Фацио Умберто Марио закончил поэму, посвященную мессинской трагедии, так:
О матери в траурной скорбной одежде
и жены, убитые болью и горем,
не плачьте. И головы выше!
Надежду
и радость приносит лазурное море…
Как праздник,
как день долгожданной весны,
пришли к нам на помощь России сыны.
Вам, русские, слава!
В минуты агоний смертельных и мук
мы все ощутили тепло ваших рук.
Движимые к людям любовью высокой,
пришли из страны вы очень далекой.
О люди и улицы нежной Мессины,
приветствуйте каждого русского сына.
Спасибо, Россия!
Твои корабли
нам веру и счастье с собой принесли…
До конца исполнив свой общечеловеческий долг, русские корабли покинули Мессину… 19 января 1909 года парижская «Фигаро» писала, что Россия живее всех откликнулась на беду итальянцев. «И деревня бедных мужиков, затерявшихся в степях, прислала в Италию 21 рубль. Их нищая деревня не знает ужаса землетрясений. Они живут в ином климате, говорят на другом языке, и, однако, для них достаточно было услышать о далеком народе, жестоко пораженном стихией, ради священных уз, которые создает горе, они предложили Мессине свою помощь». Так было!
Недавно нашу страну посетил сицилиец по имени Марио, который привез всем нам, читатель, поклон от своей старой матери. Журналистам в Москве он сказал:
— России я обязан тем, что живу на свете. Русские матросы спасли мою мать во время мессинского землетрясения.
— Сколько же ей было тогда лет? — спросили Марио.
— О, меня не было еще на свете! А моей маме было всего пять лет… Она жива до сих пор, и я с молоком матери впитал в себя благодарность к России.
Так история иногда смыкается с современностью.
Прошло два года, и печать Италии оповестила мессинцев, возрождавших свой прекрасный город: «Граждане, завтра к нам прибывает русский крейсер «Аврора» для принятия благодарственной медали от жителей Мессины… да будут вечны наши благодарность и признательность тем, кто показал великолепные образцы человеческой солидарности и братства, первыми придя к нам на помощь!»
В ночь на 16 февраля 1911 года с моря уловили трепетные радиосигналы: «Аврора» приближалась, и Мессина в этот день уже не работала — Мессина только праздновала. В городе и на всех судах в гавани были подняты русские национальные флаги. Празднично одетые, оживленные, с детьми на руках, неся бутыли с пахучим кьянти, мессинцы еще с утра заполнили обширные набережные. Легкая черточка возникла вдалеке, словно по синеве моря мазнули акварельной кисточкой, — это подходила «Аврора», русский крейсер первого ранга, еще не ведавший своей громкой судьбы в истории мира…
Петр Николаевич Лесков, командир «Авроры», обозрел панораму города через хрустальную оптику боевого дальномера:
— А нас встречают, и, кажется, с музыкой. Якорей не бросать. Будем вставать прямо к набережной — на швартовы…
Кажется, что на берегу собралась вся Мессина, ветер еще издалека доносил бурные возгласы экспансивных итальянцев:
— Вива Руссия… вива «синьор Ничако»!
Оркестры обрушили в котловину гавани два гимна сразу.
Прозвучал салют наций. Швартовы поданы.
Боже! Что тут началось… Белыми камелиями и розами, алыми гвоздиками и фиалками осыпали серую броню «Авроры». На борту крейсера находились сейчас и те, кто два года назад выкапывал мессинцев из-под толщи развалин; прибыл в Мессину один матрос, потерявший обе ноги при спасении погибавших… Узнав об этом, итальянцы подхватили боевого матроса на руки и, восторженно крича, несли его через весь город, а он ничего не мог говорить от волнения — он качался на плечах мессинцев и… плакал!
Самый счастливый в Мессине дом — это дом, в котором побывал дорогой гость, русский моряк. Самая счастливая женщина в Мессине — та женщина, которой удалось поцеловать русского моряка. В кубриках «Авроры» безмятежно текло в эти дни розовое игривое кьянти… Всем было хорошо.
Но вот провыли горны, возвещая «большой сбор». Замерла толпа на берегу, когда на борт крейсера ступила делегация Италии во главе с епископом д’Арриго. Перед строем моряков епископ вручил от имени Италии золотую мемориальную медаль с надписью:
«Мессина — мужественным русским морякам балтийской эскадры».
До сих пор в музее «Авроры» хранится шелковое полотнище, на котором вышиты восторженные слова:
«Вам, великодушным сынам благородной земли, героизм которых войдет в историю…»
Это не просто слова — это пророческие слова!
Над крышами новостроек Мессины «Аврора» произвела холостой залп, возвещавший прощание.
Оркестры играли не уставая…
Тысячи людей пели, рыдали, смеялись.
Мессина покрылась морем огней — началось торжественное факельное шествие, и это было незабываемое зрелище.
— Уходить не хочется… Хороший народ и райская страна, — говорили матросы. — Побратались мы с ними славно!
Последний взгляд на Мессину с кормы уходящего крейсера.
Долго еще виднелись струи огня — люди с факелами в руках все шли и шли; наконец и последние огни погасли в отдалении.
Надвинулась ночь — открывался простор.
— Вот и море… прощай, Мессина!
Этна, закутанная мраком, была совсем не видна в ночи.
«Аврора», зарываясь форштевнем в упругие воды, уходила в свою судьбу — прямо в историю…
Как все это просто и до чего душевно!
Флаг нашего флота и поныне реет над идеальной синевой древнего Средиземноморья…
С чеканным стуком падала туфля на каменные плиты храма Шатель, а холодные своды при этом гулко резонировали. Обнаженная высокая женщина с перстнями на пальцах рук и ног всходила на шаткое ложе, как на заклание.
Изгиб ее спины был удивителен, как и вся она. В этой женщине — все приметы времени, в котором она жила. Современники писали: «Худощавое стальное тело, странно напоминающее кузнечика. Очарование ядовитое, красота на грани уродства, странное обаяние!»
И вот, когда я увидел ее впервые, я мучительно обомлел:
— Кто она? Откуда пришла к нам? И почему она здесь?