В маневренном мешке русских они опять сомкнулись для разговора, и медные рупоры трубяще несли над морем голоса командиров.
– Что будем делать? – спросил командир «V-99».
– Покувыркаемся до рассвета в этом мешке. Может, нам еще и повезет… Но «Славы» и «Новика» я не разглядел на рейде.
– Да, в Аренсбурге их нет!
Взвыли турбины, и номерные эсминцы разошлись, быстро наращивая боевую скорость. До рассвета было еще далеко. В эту ночь кайзеру было доложено, что господство русских в Рижском заливе кончилось – «мы уже проникли в сферу недоступности».
Накануне на борт «Новика» прибыли сразу два адмирала. Начальник Минной дивизии – Трухачев и начальник Минной обороны Рижского залива – Максимов. Оба были в рабочих кителях, от них слегка попахивало дрянным винцом. Вид они имели аховский – шумливые, невыспавшиеся, однако адмиралы были настроены оптимистически, как будто ничего страшного не произошло. Горнисты на эсминце сыграли в их честь «слушайте все», потом исполнили торжественный сигнал «захождения» адмиралов на борт корабля.
– Вольно! – в один голос рявкнули и Трухачев и Максимов.
Прямо от трапа – в салон. При разговоре присутствовал и Артеньев, как старшой. Фон Грапф в упор спросил у Максимова:
– Все-таки немцам удалось протралить нашу оборону в Ирбенах?
– Скажите спасибо, – со злостью отвечал Максимов, – что мы не сломали себе шею на отступлении флота следом за армией.
– Вы думаете, мы отступим? – насторожился Артеньев.
– Я этого не сказал… – последовал ответ. В салоне стояла нестерпимая духота. Иллюминаторы были раздраены, но это не помогало. Сытая благодать курортной провинции наполняла каюты необычной тишиной и запахами близкой осени.
– Немцы прорвались, – вступил в разговор Трухачев, – но их потери уже невосполнимы! Сейчас, по последним сведениям, три германских парохода, груженные булыжниками, ушли куда-то к черту на кулички. Только бы немцы не затопили их в Моонзунде, дабы задраить нам выходы в Балтику, тогда мы – как тараканы в банке!
Адмиралы, обутые по-походному в грубые солдатские сапоги, расхаживали по коврам салона, горстями кидали в рот крупную аренсбургскую вишню, выбрасывая косточки в иллюминатор. Они сказали, что сейчас пробегутся на «Генерале Кондратенко» к Церелю, чтобы глянуть на противника своими глазами, а на рейде останутся два эсминца в брандвахте.
– Гарольд Карлович, у вас котлы на подогреве?
– Постоянно. Мы готовы в любую минуту.
– В старом флоте «командирами» назывались только командиры кораблей; лица же, облеченные властью над соединениями кораблей, именовались «начальниками».
Начдив Трухачев потянулся к замызганной фуражке:
– Тогда вы тоже пробегитесь до кромки курляндского берега. Машинами особенно не форсируйте, ибо надо беречь топливо…
Максимов пошел на трап следом за Трухачевым.
– Да, – добавил он, прощаясь, – вы уж не поспите эту ночь, пожалуйста. Противостоять тралению в Ирбенах мы уже не в силах. Сейчас возникает новая проблема, почти гамлетовская: быть или не быть? Стоит немцам ворваться в эту кастрюлю Рижского залива, и мы можем оказаться отрезаны даже от Моонзунда…
Но, даже признаваясь в трагизме своего положения, адмиралы никак не выглядели унывающими. Артеньев спросил о «Славе».
– Бедная «Слава», – вздохнул Трухачев. – Немцы разворотили ей броню. Три попадания – для старушки это многовато. Ну, вы же знаете Вяземского – он держал «Славу» под огнем… Удачи вам!
Рассеивая за собой сизую гарь выхлопа, катер потащил адмиралов на другие эсминцы. Грапф не спешил сниматься с якоря. «Новик» лишь глубокой ночью оставил тишайший рейд. На малом пошли через мелководья. Долго еще виднелась громада замка псов-рыцарей да дымила над морем труба ликероводочного завода… Турбины глухо выли под палубой. Было неспокойно на душе.
* * *
Михайловский маяк с берега Курляндии давал во мрак ночи резкие короткие проблески, и было непонятно – для кого он работает. Штурман склонился над пеленгатором, но фон Грапф наорал на него, как последний гужбан, потом вежливо добавил:
– Голову же надо иметь. Зачем вы пеленгуете Михаила, если этот маяк давно уже занят колбасниками?
– Верно, – согласился Артеньев. – У вас нет гарантии, что сигналы эти не фальшивы… нарочно, чтобы сбить нас с курса.
Пошли дальше. Грапф насвистывал разные шансонье, каких он знал бесчисленное множество, и Артеньев по этому обилию мотивов пришел к выводу, что Гарольд Карлович смолоду, видать, немало путался по кабакам. Между прочим, командир продолжал оставаться очень внимательным. Если Грапф замечал, что один из шести сигнальщиков залезал биноклем не в свой сектор горизонта, он брал матроса за уши, заставляя его смотреть куда надо.
– Не отвлекайся! – говорил он почти ласково. – В чужом секторе не девки пляшут… такая же водичка, как у тебя!
Во мраке досыпающих Ирбен «Новик» пролетал, как бесплотный дух. Дейчман звонил из низов, любопытствуя:
– Что у вас там наверху, блаженные?
– Ничего, – отвечал Артеньев сухо. – Плохая видимость.
– А у нас – как в банях у Сандунова. Вентиляция обжаривает. Не продвинуть. Вам-то там, на ветерке, благодать…
Артеньев защелкнул на щите трубку телефона. – Гарольд Карлович, а не отвернуть ли нам на Аренсбург? Со стороны норда на небе видны какие-то подозрительные зарницы…
Это был как раз тот самый момент, когда номерные германские эсминцы нарвались на русскую брандвахту Аренсбурга. Фон Грапф поднял бинокль, линзы которого (ночные) вспыхнули в темноте, как два фиолетовых тюльпана. Зарницы с норда уже погасли.
– Обойдется, – сказал он. – Поболтаемся еще в этом мешке.
Прошло еще полчаса. Петряев скатился на мостик с площадки дальномера, из кожаного портсигара достал папиросу:
– Кажется, эта канитель не кончится… У кого спички? Дайте прикурить… Я солидарен с мнением старшого: пошли на Аренсбург и как раз к открытию базара будем на рейде.
Старший минер Мазепа чиркнул под носом артиллериста спичкой и тут же загасил ее в ладонях.
– Сигнальцы! – гаркнул. – Я за вас буду докладывать?
И голос Широго совпал с воплями сигнальной вахты:
– Прямо на нас… два силуэта… тип неизвестен!
Фон Грапф все же успел домурлыкать:
Она была
вся в стиле ренессанс —
мадам Люлю,
бульвар де Франс…
«Шашлыки» неизвестных эсминцев быстро вздергивались над морем, стали видны Шесть дымящихся труб, на каждого – по три. На позывные они не ответили, и Грапф, почти успокоенный, сказал:
– Сергей Николаич, вы стоите ближе… Будьте так любезны, нажмите педаль колоколов громкого боя.