— Оставьте моему льву хотя бы ногу!
— Какие ноги? Отрежем обе под самый пах…
Наполеон заметил внимание на лице Чернышева.
— Да, времена переменчивы, — сказал он. — Вы же сами видите, что австрийцев не узнать…
Все летело кувырком, все усилия были напрасный Генералиссимус Карл разгромил французов, они спасались на острове Лобау. Пылающие барки врезались в понтонные мосты, тараня их, воспламеняя их, и Массена с трудом собрал войска на «пятачке» Лобау. Артиллерия австрийцев обкладывала так густо, что труп лежал на трупе.
— Сомкни ряды… стоять! — командовал Массена, потом сказал Чернышеву: — Зачем мне все это сдалось? Я давно мог бы жить — кум королю, а вместо этого… сами видите!
— Что он вам наболтал? — спрашивал Наполеон.
— Массена фырчит… как всегда, — ответил Чернышев.
— Чтобы он не фырчал, делаю его герцогом Эсслингенским, и пусть он держит Лобау, пока не сдохнет…
Как он ни выкручивался в своем бюллетене для «Монитера», парижане и вся Европа поняли: непобедимого побеждают. Народам Европы казалось, что близок час их освобождения.
Бертье сообщил, что Ланн еще жив:
— Он желает что-то сказать. Очень важное…
Наполеон опустился на колени перед постелью, на которой лежал не человек — обрубок человека. Сын конюха, маляр по профессии, он умирал в чине маршала с громким титулом герцога Монтебелло. Императора затрясло от рыданий:
— Ланн, это я… твой генерал Бонапарт!
— Ты нашел меня пигмеем, а сделал гигантом, — сказал Ланн. — Я умираю… смерть. Прошу тебя, Бонапарт, дай покой Франции… Аустерлиц, Йена, Эйлау… наконец, и эта Сарагоса… Где конец, Бонапарт? — спросил Ланн. — Ты уже велик… я умираю… Не хватит ли того, что ты получил? Если не щадишь свою славу, пощади Францию… людей!
— Ланн, я спасу тебя… чего ты хочешь?
— Похорони меня с другом, он… рядом…
В соседней комнате лежал мертвец. Наполеон откинул косынку с его лица. Это был Буде — тот самый Буде, атака которого спасла от поражения при Маренго.
— А кто вон там, в углу? — спросил Наполеон врача.
— Можете взглянуть. Полковник Жак Уде… Странная смерть: он изрешечен пулями, и все пули — в спину.
В мундире сержанта, чтобы не привлекать внимания австрийских стрелков, Наполеон окружил себя инженерами и саперами; объезжая позиции, он намечал новые места переправ, расставлял батареи, его стараниями остров Лобау, уже проклятый армией, превратился в мощный плацдарм для решающего рывка к новой славе — к Ваграму! В ночь на 5 июля над Дунаем разразилась гроза с молниями, а 120 пушек Наполеона усилили этот стихийный ад. Под грохот неба и артиллерии, при вспышках молний и выстрелов его войска снова перешли на левый берег Дуная, утром генералиссимус Карл отодвинул свою армию к местечку Ваграм.
Ваграм близок от Вены, потому крыши столицы, садовые террасы и даже колокольни храмов были переполнены горожанами, наивно уверенными, что взмахи платков увидят от Ваграма, что солдаты Карла услышат их крики:
— Храбрые австрийцы, вы должны победить!
Наполеон сумрачно смотрел на Бернадота:
— Продвинешь своих саксонцев между Адерклаа и Зюссенбрунном, слева от тебя Легран, справа принц Евгений.
— Значит, мне… центр, — понял Бернадот.
На виду жителей Вены император распахнул во всю ширь гигантский и красочный веер своих корпусов, дивизий, полков, эскадронов — и все это безбожно сверкало на солнце, полыхало яркою медью кирас и касок, мерцало тысячами палашей и сабель. Треть миллиона людей была до предела спрессована на малом пространстве, почему Наполеон, даже не сходя с места, мог визуально наблюдать, что творит на левом фланге Массена, как идут справа дела у Груши.
— Бертье, — сказал он, — вы у меня князь Невшательский. Думаю, вам не повредит титул и князя Ваграмского?
— Я счастлив принадлежать вам, сир…
Карл опрокинул левый фланг Массена, но Бертье, знающий свое дело, спас положение резервами. Бернадот, занимая центр, принял на себя ураган австрийской канонады, а шапки его саксонцев (вместе с головами) взлетали кверху, будто мячики. Соседние деревни застилало рыжее пламя, дым пластами шатался над рядами кичливых султанов гвардии. Было восемь часов вечера… Бегущая дивизия итальянцев приняла саксонцев за австрийцев, покрыв их залпами из ружей. Удино был отброшен назад, Макдональд тоже пятился. Бернадот страшным усилием продвинул свое войско до Ваграма, но австрийцы выбили его из улиц, из домов, из хлевов, из канав, из подвалов, с огородов… Темнело. Бой затихал.
Бернадот на усталой пощади отыскал Бертье:
— Какой мудрец придумал всю эту кутерьму?
— Диспозиция одобрена его величеством.
— А ты, Бертье, разве не мог ее исправить?
— Иди к черту! Завтра начнем все заново…
Около полуночи артиллерия закончила свой диалог, разгорелись костры, воровато согнувшись, во тьму ушли мародеры. Бернадот не был ранен. Но одну пулю нашел у себя в кармане, вторая застряла в сапоге у пятки. Аптеки пропали. Врачи тоже. Раненых никто за ночь не напоил, не убрал. А утром эрцгерцог Карл, сам напал на французов, боковым охватом силясь отрезать их от переправ на Дунае, от острова Лобау. Бернадот опять угодил в такую свалку, что его саксонцы разбежались, а глядя на союзников, побежали и войска принца Евгения Богарне. Однако генералиссимус Карл, отводя крыло армии, обнажил центр, и Наполеон вмиг сообразил:
— Лористон, сто пушек — ив эту брешь…
Затем пустил в дело конницу Нансути, саблями она проложила себе широченную аллею, словно прорубая в густом лесу просеку. Одновременно с этим в реве пушек Лористона Даву сделал разворот на Ваграм, и тогда австрийские войска начали отступать. Но отступали в порядке, энергично отбиваясь в арьергарде. Наполеон требовал — гнать, добивать… Бертье возражал: нельзя, все поле битвы заполнено ранеными, они без воды, без помощи… Что с ними будет?
— Оставим их умирать, — приказал Наполеон. Бернадот вышел из боя с безумными глазами.
— Преступление… я требую суда! — орал он. — Я знаю, чьи это проделки… Мой корпус сознательно дважды ставили под тучу бомб и ядер, чтобы избавиться от меня… Не возражайте мне! Я догадываюсь, кому это нужно…
Наполеон велел ему убираться из армии в Париж.
— Будьте счастливы, маршал, — говорили Бернадоту саксонцы, прощаясь с ним. — Мы не забудем, что вы вступились за нас… Вся Саксония будет помнить ваше доброе сердце…
…Гайдн умер. А гусара Клемана Сулеми (того, что пел ему) разорвало в куски бомбою при Ваграме.
* * *
Во главе «Великого герцогства Варшавского» Наполеон поставил короля Саксонии, своего верного вассала, а юмор варшавян в те годы был унылым: «Герцогство Варшавское, монета прусская, король саксонский, кодекс французский». Польский корпус князя Иосифа Понятовского врубился во Львов, а венский герцог Фердинанд протолкнул свою армию в Варшаву…