В один из летних дней 1941 года Алексей Семенович завтракал с семьей, сердито поучая своих мальчишек:
— Вовка, не болтай ногами. Валера, лопай, что дают и не капризничай. Заодно глянь — не подошла ли машина?
Дедушка Ефим Иванович сказал ему:
— Дал бы ты мальцам своим по лбу! Рази же они человеческий язык понимают? Вот раньше — драли, с утра до ночи, как Сидорову козу, и все было в ажуре. Не кочевряжились!
— У нас свой ажур, — ответил Чуянов.
— Иди-ка ты… никогда вам порядков не навести! Расселись там по кабинетам, одно знаете — в телефоны мурлыкать…
Чуянов уже привык к брюзжанию деда и никак не реагировал. Допивая чай, он выглянул в окно, окликнул жену:
— Подъехал! Может, и вернусь сегодня пораньше. — Да кто тебе поверит? — отвечала жена. Сбежав по лестнице, Чуянов от самого крыльца погнул жаркий воздух. Внутри его машины сидело… НКВД!
— Чего испугался? Садись, вместе поедем.
Это был Воронин, начальник НКВД Сталинградской области. Он шлепнул ладонью по коже сиденья, уже пропеченной безжалостным солнцем. Вместе поехали в обком. По дороге, как это принято, болтали о пустяках. Когда же приехали и прошли в кабинет, Воронин плотно затворил двери.
— Что еще стряслось? — насторожился Чуянов. Он подумал о какой-нибудь аварии на заводах.
— Выручай, — ответил Воронин. — Во всей области у тебя одного «бьюик» повышенной скорости. Дай нам, а?
— Кого догонять? Или побег из тюрьмы?
— Хуже, — сказал Воронин и, рывком придвинув к себе стул, плотно уселся. — Из наркомата звонили. Кто-то из военных атташе Германии, фамилию не разобрал, вдруг рванул из Москвы на быстроходной машине…
— Куда рванул?
— К нам! Прется на Сталинград, словно танк.
— А что ему нужно здесь?
Воронин подивился наивности Чуянова:
— Как же не понять? Очевидно, мы тут профасонили, а немцы успели завести в Сталинграде своих резидентов. Значит, какой-то гад на заводах в Берлин уже капает. А у нас на конвейере СТЗ — танки самой новейшей модификации. Вот главное…
— Отсечь его по дороге пробовали?
— Попробуй, отсеки, — ответил Воронин. — У него машина — как тигр, вездеход какой-то. Наши товарищи в Урюпинске пробовали догнать. Но у них же «эмка», барахло поганое. За немецкой техникой не угнаться! Вот и катит.
— Ладно, — сказал Чуянов, — хватай мой «бьюик», только верни его хотя бы не искалеченным на родимых ухабах.
— Вот спасибо. Ну, я побежал…
Чуянов стал вникать в дела области, но в середине дня его потревожил звонок из Питомника, большого сельского хозяйства к западу от города. Звонил секретарь тамошней парторганизации, просил объяснить, как понимать заявление ТАСС от 14 июня сего года, в котором черным по белому написано: «По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»
Там в Питомнике не понимали:
— Пишут, вроде плутократы войну провоцируют, а немцы тут ни при чем. Как народу я растолкую? У меня вот деверь приезжал в отпуск. Он в ленинградском порту губжаном вкалывает. Так он сказал, что мы в Германию все шлем, шлем, шлем… а от Гитлера хрен в тряпке получишь!
Уверенным голосом Чуянов ответил Питомнику: — Перестаньте фантазировать. Кто лучше знает обстановку в мире? Твой деверь-губжан или товарищ Сталин? Надо иметь полное доверие к советской печати, а не слушать пьяные байки. Никто не помешает нам достраивать социализм. Ты мне лучше скажи, как у вас подготовка к сбору урожая?..
Только отговорили, тут же позвонили из НКВД:
— Это я, Воронин… Атташе германского посольства загримирован под иностранного туриста. Значит, его надо еще и «раскулачить». Но случилось все плохо, Семеныч.
— А что такое?
— Видать, у него карты лучше наших: он непроезжими проселками мимо Деминской МТС как рванул на грейдерную, мы, конечно, его прижали, но он все-таки проскочил…
— Куда проскочил? — обомлел Чуянов.
— Извини. Этот хлюст уже в Сталинграде.
— Какого черта он тут делает, в городе-то?
— Ищет свободный номер в гостинице.
Чуянов не выдержал, покрыл НКВД матом:
— Работать надо лучше! Навешали себе шпалы с ромбами, с женами без нагана спать не ляжете, а сами…
— А мы что тут тебе? Или мух ноздрями ловим?
— Верни машину, мать твою за ногу.
— Вернем. Не шуми… мы шуметь тоже умеем!
Далее события развивались, как в паршивом детективе.
Военный атташе Германии (скорее, один из сподручных) подрулил к центральной гостинице города. Его инкогнито оставалось в силе, он изображал редкого по тем временам дикобраза — иностранного туриста. По-русски же говорил чисто, без акцента, но это, замечу попутно, не был ни генерал Кёстринг, ни полковник Кребс, его помощник. НКВД области было обязано учитывать, что агент в любой момент мог уйти в «глухую защиту» дипломатического иммунитета, и тогда с него взятки гладки.
В регистратуре гостиницы сидела солидная дама в модном берете. При виде иностранца она малость обалдела:
— Ой! А у нас все забито. Ни одного номерочка. Видели, что при входе на ступенях лестницы спят.
— Не ночевать же мне на улице, — возмутился приезжий.
— Может, в «Интуристе» освободились комнаты…
В этом «Интуристе» повторилась та же история:
— У нас в городе проходит конференция читателей с работниками библиотек, и все номера переполнены читателями. Знаете что, — посоветовала деловая барышня, — попробуйте сунуться в Дом колхозника. Там всегда легче устроиться. Хоть в коридоре на скамейке. Так многие приезжие у нас отдыхают.
— Благодарю! А где же этот ваш Дом колхозника?
— Боюсь, сами не найдете… Верка! — закричала она в соседнюю комнату. — Верка, проводи товарища иностранца до колхозников. Заодно на заграничной машине прокатишься.
В Доме колхозника все было забито постояльцами, и в этом убедился сам «турист», увидев, как несчастные приезжие ютились с мешками на лавках в коридорах, раскладные кровати стояли даже на лестничных площадках.
— А вы не огорчайтесь, — было сказано здесь «туристу». — Уж в студенческом-то общежитии мы вам койку устроим…
Пришлось согласиться на общежитие. «Турист» оставил свою машину, где пешком, где трамваем он направился в северную часть города, где дымили трубы СТЗ. Наконец жарища Сталинграда и его доконала. Он занял место в очереди у пивной бочки. Тут к нему пристали хулиганы местного областного значения. Так, мелочь. Шпана в клешах. «Турист» врезал им всем японским приемом «свист дрозда в полночь», — так ловко, что шпана мигом растеряла копейки по булыжникам мостовой.