Пером и шпагой | Страница: 51

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он съел второе и третье блюдо. Но генералов Пруссии колотило.

— Музыка, — сказал король, прислушиваясь к веселью в лагере противника, — она удивительно способствует пищеварению… Ешьте, господа! Тем более что музыка не наша, а французская и нам за нее платить не надо…

На него взирали с надеждой и с опаской. Фридрих повернулся к толпе любопытных и заметил, что раньше их было гораздо больше.

— Конечно, — обратился к ним король, — Субизу теперь можно и повеселиться! А мне прямо от этого стола предстоит спасаться…

Любопытных вокруг стола стало еще меньше. Зейдлиц шепнул королю:

— Это же шпионы Субиза.

— Потому-то, — сказал король, — я их сразу и загрузил работой.

Ровно в два часа дня Фридрих поднялся из-за стола.

— А теперь, — велел, — разгоните всех лишних, чтобы не путались тут и не мешали работать…

Он поднял к глазу трубу, озирая местность. Резко повернулся.

— Бить тревогу! — произнес пылко.

А французы, те просто упивались весельем, празднуя победу, которой еще не выиграли. Фридрих верхом пронесся вдоль рядов войск.

— Ребята, — говорил он кратко, — не робейте. Я вам дам много вина и мяса. Жалованье увеличу вдвое… Быстро! Смело! Решительно!

Колонны тронулись. Французы не верили своим глазам: все поле разом покрылось прусскими шапками. Легкая конница Зейдлица, таясь за холмами, вышла во фланг французам. Подали трубку, и Зейдлиц долго, сосредоточенно раскуривал ее… И вот трубка, дымясь, взлетела кверху — сигнал атаки. Только на полном разбеге коней (уже вблизи) гусары Зейдлица поняли, с кем имеют дело, — с жандармами! «Жандармы (gens d'armes) — французские рыцари-латники из знатных дворян; считались лучшими всадниками в Европе; к концу XVIII века стали называться кирасирами.» Легкая конница Зейдлица сгоряча налетела на тяжелую кавалерию. Но думать уже было некогда — и жандармов, противу всех законов тактики, они удачно опрокинули.

Субиз даже не поверил:

— Такого не бывает! Но.., подкрепите жандармов. А жандармы-латники, удирая от Зейдлица, как врезались в свое подкрепление, так и втоптали его в землю. Свои смяли своих! Сотни бегущих французов задирали руки, толпами сдаваясь в плен. Но пленить их было некогда: разбитые жандармы обнажили весь фронт Субиза, и Зейдлиц увидел пехоту, никем не прикрытую.

— Вот они! — прокричал он. — Вырубай всех!.. Армия Субиза и армия германских княжеств ожидали, что придется пленить и грабить Фридриха. Но они совсем не были готовы сражаться. Инфантерия спасалась бегством через поле, несясь как угорелая. Пуще же всех развили прыть «воины» генералиссимуса Гильбургсгаузенского: побросав свои сундуки и палки, они прыгали в болота по самые шеи, зайцами впархивали за кусты. Калек и попрошаек было просто не узнать…

Субиз в бессилии раскинул руки:

— Хоть кто-нибудь — придите на помощь.., спасите же меня от позорного плена!

Французы его не спасли. От прусского плена его спасли наемники — закованные до глаз в броню швейцарские гвардейцы…

Это сражение Фридрих даже не стал досматривать до конца: неинтересно, в игре не было острых, терзающих положений, решения битвы не требовали от него творческого вдохновения.

— Каковы же мои потери? — спросил он только. Потери были смехотворны: всего 165 человек.

— Это здорово! А французской армии Субиза более не существует… Эй, позовите сюда Зейдлица! Зейдлиц явился.

— Нагнись, — велел Фридрих. — Я хочу всыпать тебе как следует, чтобы ты не забывал своего короля!

Зейдлиц нагнулся, ожидая пинка под зад (что нередко бывало), но получил на шею орден Черного Орла.

— Ступай! Ты ранен…

— Куда ранен я? — удивился Зейдлиц.

— В руку! Пошел, болван.

К королю приблизился де Катт с раскрытым альбомом:

— Ваше величество, не угодно ли вам, чтобы я, в этот знаменательный для Пруссии день, записал ваши высокие мысли для будущих потомков?

Фридрих пальцем почесал выгоревшую на солнце бровь:

— У меня нет никаких мыслей. Я плохо спал.., мне мешали эти французы. Весь свет был мне не мил, когда я встал сегодня утром. Наконец, обедал я сегодня отвратительно. Не люблю, когда вокруг стоят незнакомые люди и смотрят мне в рот. У меня дурное настроение, де Катт!

— Отчего, ваше величество?

— Ах, мой милый, у короля немало забот! Вот были русские.., потом французы… А теперь надо идти и поддать австрийцам! Если хочешь, так и запиши для истории: совсем необязательно бить врагов сразу всех, если можно разбивать их поодиночке… Кстати, не забудь оставлять сбоку поля, — может, я потом что-либо добавлю. Специально для потомства!

* * *

Россбах — кровавая клякса в летописи героизма Франции!

Даже трудно объяснить, отчего с такой удивительной легкостью, словно играючи, Фридрих разгромил громадную армию, втрое превосходящую его скромные силы. Ведь король даже не успел ввести в сражение свои резервы (они и пороху не понюхали)! Россбах — даже не победа Пруссии, это полный разгром Франции.

Начиналась слава. Для него — для короля.

Вольтер уже воспел победу Фридриха в напыщенных стихах.

Лондон был украшен его портретами. Под эту славу Питт стал требовать от парламента усиления финансовой помощи Пруссии.

— Вы видите? — говорил Питт. — За королем прусским деньги даром не пропадают: одним лишь Россбахом он расплатился с нами за все авансы сразу!

Париж тоже приветствовал… Фридриха, а своих раненых солдат встречал плевками и свистом. Версаль недоумевал — кто уничтожил боевой дух Франции, почему охрип перед битвой задорный галльский петушок?

Одним ударом меча, сверкнувшим у Россбаха, Фридрих заставил Версаль отказаться от борьбы с ним. Он как бы сказал Людовику: «Куда ты лезешь? У тебя англичане занимают колонии — вот ты и сражайся с ними в Америке, а меня лучше не трогай…» Опозоренный Версаль пребывал в ужасном отчаянии: под Россбахом пруссаки убили лишь 2500 французов. А куда же делись остальные 60 тысяч солдат армии Субиза? Где они?.. Их не нашли.

Они исчезли! Субиз писал королю: «Наши солдаты рассеялись по всей стране: грабят, насилуют, разоряют дома и творят всевозможные ужасы…» Взоры Версаля были обращены к маркизе Помпадур: кого изберет она ныне в главнокомандующие?

— Лучше аббата Клермона не найти, — сказала Помпадур.

В самом деле, читатель, почему бы аббату и не повоевать? Священнику тут же дали титул графа, возвели в чин генерала. Аббат Клермон (кстати, был умный человек!) предстал перед королем, и Людовик спросил его сердито:

— Кто мне ответит: куда делась моя армия?

— О какой части армии ваше величество меня спрашивает? Мне известны всего три части вашей славной армии.