— Принять балласт!
— Может, все-таки возьмем? — осторожно заметил штурман.
— Зачем? — удивился Зеггерс. — Я же видел, как он откачивался соляром. У него внутри уже сгорели легкие и желудок. И завтра он бы тут корчился, подыхая в муках… Зачем он нам?
Глухие удары кулаков оставленного наверху человека едва доносились через бронированный тубус люка. Зеггерс велел горизонтальщику подвести лодку на глубину перископа.
— Пусть он за него схватится, — сказал Зеггерс штурману. — Иногда не мешает поразвлечь команду…
Моторы давали сейчас минимальные обороты, перископ выставился над морем, и человек — там, наверху — схватился за него со всей неуемной верой в спасение. Матросы шлялись по очереди в центральный пост, чтобы глянуть в перископ, какое чудовище сидит там сейчас, вроде букашки на булавке. Через окуляры они видели искаженное ужасом черное лицо человека, уже потерявшего человеческий облик. Вот до какого скотства доходит человек после крушения!
Забавно им было, весьма забавно…
— Ну и хватит, — распорядился Зеггерс. — Утопимся поглубже, и пусть букашка сорвется со своей любимой булавки…
Перископ, как скользкое бревно, вырвался из объятий человека, и смутные очертания подводной лодки медленно растворились под ним в разъятой бездне океана. Распластав руки, перевернутый кверху ногами, он начинал свое падение следом за лодкой.
Вечером этого же дня Зеггерсу удалось торпедировать танкер. Это была картина незабываемая! Разом вспыхнули миллионы галлонов стооктанового бензина — факел огня выбрасывало к верху до туч. В мгновение ока пламя сожрало весь кислород над волнами, и те, кто не сгорел, тут же погибли от удушья…
Зеггерс с трудом оторвал руки от перископа, его колотило.
— Знаешь, — сказал он штурману, — такого я еще не видел. Это было страшно. Хорошо, что мы стреляли из-под воды…
Сейчас с наружных обводов танкера сочился расплавленный в пекле металл, словно воск со свечки. Когда столб пламени осел книзу, от корабля осталась лишь пустая, коробка выжженного изнутри корпуса, похожая на кратер потухшего вулкана. Подводная лодка быстро уходила прочь…
* * *
Дениц вскоре радировал на лодки, чтобы они экономили торпеды, не расходуя их напрасно там, где можно пользоваться артиллерией. Рекомендовалось наводить на цель авиацию, которая ныне круглосуточно барражирует над путями распыленного каравана PQ-17… Корабли превратились для лодок в плавающие мишени, которые безропотно принимают удары торпед и снарядов.
* * *
Поначалу в Берлине радовались, что между «люфтваффе» и флотом достигнуто полное взаимопонимание: снизу корабли торпедировали подлодки, а сверху их громили самолеты. Неприятных инцидентов пока не отмечалось. Но один выкормыш Геринга все же не удержался и — бог шельму метит! — свалил бомбовой груз на свою же подлодку «U-334», наверное, просто так, ради профессионального интереса или ради профилактики, чтобы жалкий сморчок, гросс-адмирал Редер, не слишком-то зазнавался перед великолепным рейхс-маршалом Герингом.
Никакой информации — шли вслепую, или вглухую…
Решено было идти напрямик курсом почти восточным, чтобы выйти к северной оконечности Новой Земли, а оттуда, таясь вдоль побережья, спускаться к югу, начиная выходить в эфир для связи с русскими.
Хриплый Дик, уже прошедший однажды с караваном до России, был настроен, не в пример другим, весьма оптимистично;
— Русские очень внимательно несут службу. Как только их эсминцы зажмут нас в свой ордер, ты можешь играть на банджо сколько тебе влезет… Немцы уже не проскочат!
— У них здесь разве большой флот? — спросил Брэнгвин.
— Да нет, флот как раз маленький.
— Как же они умудряются проводить нас без потерь?
Хриплый Дик сплюнул на ветер, чтобы плевок отнесло за борт, и поддернул спадавшие штаны.
— А черт их там разберет, этих русских, — сказал он, почесав спину о пиллерс. — Я и сам не знаю, как они это делают. Но у них, поверь мне, это здорово получается…
Транспорт-сухогруз шел нормально, и погода могла бы только радовать. Но теперь она скорее пугала — слишком спокойно море, слишком ясны небеса.
Первый самолет-разведчик противника облетел транспорт так низко, что едва не задел мачты, и Брэнгвин сказал штурману:
— Вот, кажется, сейчас начнется вибрация души и тела. Мой приятель Сварт изучил уже молитвенник наизусть…
Самолет удалился, но в команде многие уже «завибрировали».
— Может, его надо шарахнуть из «эрликонов»?
— А что нам это даст? — горько усмехнулся штурман. — Он, едва заметив нас, уже успел передать наши координаты…
Из каюты поднялся на мостик заспанный капитан.
— Что тут было без меня? — спросил недовольно.
— Мы тут корчимся от смеха, сэр… Нас засекли, и сейчас немцы устроят всем нам показательный заплыв на короткую дистанцию.
— Боцман! — приказал кэп. — Проверьте на спасательных плотах наличие банок с тушенкой и анкерки с водой из запаса неприкосновенности… Также и весла! Не извели ли их наши матросы на зубочистки?
— О нет, сэр, — с издевкою отвечал Брэнгвин, — мы еще не дошли до того, чтобы веслами чистить зубы. Для этого мы использовали клавиши от вашей фисгармонии…
— У нас, — вставил штурман, — еще и катер под капотом.
— Какой вы умный у меня! — восхитился кэп. — Так и быть, я заберу вас на катер… вас обоих!
И капитан потащился обратно в каюту, волоча по ступеням трапа полы халата.
— Каботажник много берет на себя, — сказал Брэнгвин. — Ему кажется, что он плывет по родимой речке… Он даже не понимает, что плот в океане надежней катера! Удивительный народ эти дураки. Я бы стал их коллекционировать, если бы они стоили дешевле умных…
Полярный океан почти ласково стелил перед ними свои зеленоватые, как японская яшма, воды. После полудня пришли немецкие самолеты с бомбами (торпеды они берегли). Глядя, как они заходят для метания, Брэнгвин отодвинул ветровое стекло, чтобы лучше видеть маневры противника…
— У вас руки не заняты, сэр, — попросил он штурмана, — так суньте мне в морду бутылкой, пока не поздно…
Штурман, как заботливая нянька, дал ему пососать виски, и Брэнгвин стал отрабатывать рулем уклонения корабля от бомб. Он не сплоховал — две атаки прошли впустую, бомбы взорвали воду по бортам.
— Почему молчат наши «эрликоны»?! — орал Брэнгвин, орудуя манипуляторами.
— Или наш кэп договорился с Адольфом?
Тут их и накрыло. Бомба пронизала полубак, рванув отсеки в оглушительной вспышке. Словно рельсы, выперло наружу стальные бимсы. Волна горячего воздуха закручивала железо палубы в уродливый массивный рулон. Бомба не дошла до днища и то хорошо. Корабль долго трясло в никому не понятном грохоте. Это произошла самоотдача якорей, и они долго, минуты три подряд, убегали в пучину, пока не кончились цепи; сорвав за собой крепления жвакагалсов, якоря ушли в океан навсегда…