Скользящий взгляд на глубиномер — «приседание» идет дальше, и кормовой отсек доложил со страхом:
— У нас фильтрация тоже переходит в струение…
Зеггерс пропустил этот доклад мимо ушей.
— Не дури! — ответил он штурману. — Уверяю тебя, с нами обойдется, как и с этой «U-454». Мы не котята, чтобы нас топил любой сапожник… Да и откуда знать, что там у нас валяется на мостике? Может, от взрыва рухнул прожектор?
Идя на риск, он велел моторами отработать задний ход.
Винты теперь, как штопоры, «вытаскивали» лодку из засасывающей бездны.
Зеггерс следил за набором высоты: 80… 60… 50… 40… Он понимал, что бомба ждет, когда лодка придет на ту глубину, на которой ей суждено взорваться. Они же не знают этой роковой отметки. Для них сейчас нет иного выхода. Или навеки оставайся здесь, в пучине…
— Струи воды исчезли? — запросил Зеггерс по отсекам.
— Да, — успокоили его, — только фильтрация.
— Вот и отлично. И с нами ничего пока не случилось…
Но гул моторов был услышан наверху, и сторожевик снова пошел в атаку.
Последовал первый удар — небывалый. Выключилось освещение, но лодка осветилась аварийным. Второй удар! Аварийное тоже отказало, но в руках вспыхнули карманные фонари.
— Ах! — вскрикнули все невольно, обожженные холодом.
В центральном посту начался оглушительный ливень. Сверху — толщиной в палец, били вниз сильные, как стальные прутья, струи воды: это взрывами срезало над рубкой заклепки. Узкий луч фонаря в руке Зеггерса бегал по переборкам, выхватывая на мгновения то один прибор, то другой… В посту плавал густой туман, рассекаемый шумными струями, а стрелки приборов метались в разные стороны.
— Это невыносимо! — заорал штурман. — Ральф… решайся!
Сильный вихрь воздушного потока, который сшибал сейчас крышки люков, пронесся по лодке, — кто-то из команды в панике открыл баллоны высокого давления и не смог справиться со злым джинном, вырвавшимся из своего сосуда… Через отсеки пролетал теперь черный туман — из распыленных масел.
— Весь воздух — на продутие! — заорал Зеггерс, натягивая на голову каску.
— Прислуге, орудия к бою… — Будем сражаться до конца как верные сыны матери Германии. Хайль Гитлер!
В рубке стало тесно от матросов, которые стояли наготове со снарядами в руках. Подлодка с шумом вырвалась на поверхность. Люк был открыт, и по трапу бросились все — к орудиям. Зеггерс выскочил первым. На мостике, расколотая от удара, лежала русская бомба. А весь мостик, все поручни, все решетки были забрызганы противной серо-желтой слякотью взрывчатого вещества, расквашенного давлением. Но тут Зеггерс перевел взгляд на сторожевик русских — и в ужасе онемел…
Прямо перед лодкой, бивнем нависая над ней, вырастал форштевень советского корабля. Выстрелить не успели. Сторожевик врубился им в борт, ломая стальные листы, и вдруг с хрустом застрял в корпусе лодки.
При таране на сторожевике все попадали с ног.
— Полный назад! — скомандовал командир в машину.
Винт рубил в ярости воду, корма елозила слева направо, но машина была не в силах вырвать корабль из клещей развороченной стали. Форштевень распорол на лодке отсек аккумуляторных «ям», куда хлынуло море, отчего в бурной химической реакции вода сразу закипела зловонными пузырями хлора.
Сторожевик потянул противника за собой! Момент опасный, и было непонятно даже, что делать дальше…
— Полный назад! — кричали с мостика в машину.
Под навесом борта было не разглядеть, что делали враги, но зато была слышна их возня у пушки.
Противник решился на крайность, — выстрелил, снаряд, едва вырвавшись из пушки — тут же прошил борт и палубу корабля, свечкой вылетев куда-то в небо (он не успел взорваться). Машина работала на полных, но лодка не отрывалась. В отчаянии немцы стали бить снарядами в днище сторожевика. Это было страшно и для них — близкие взрывы сбивали в море людей, уже мертвых от контузии. Но на смену убитым из рубки выскакивали другие. Ожесточение опытного врага было невероятно. Битва шла на пределе человеческих возможностей.
— Вода в отсеках… заливает все! — доложили на мостик.
— Лишь бы оторваться… полный назад!
Сторожевик трясло от напряжения так, что с бортов слоями отлетала краска и пробка. Наконец последнее усилие машины чуть ли не с «мясом» вырвало нос корабля из подлодки, оставив в ее корпусе открытой скважину пробоины. Все видели, как вода океана хлестала теперь туда, как в яму. Зловоние хлора стало нестерпимым. Но каждый моряк знает, что море заполнит только один отсек, после чего упрется в сталь переборки, и это еще не гибель врага!
А потому, едва оправясь, командир снова отдал приказ:
— Полный, вперед… Будем таранить снова!
Сработал в машине реверс, и винт закрутил воду в обратном направлении, гася инерцию заднего хода, снова устремляя корабль вперед — прямо на врага.
Но теперь — по удалении от подлодки — сторожевик сделался более уязвим.
Враг бил по нему прицельно… В ослепительно-белой вспышке разрыва ходовая рубка разлетелась в куски, жестоко раня палубные команды осколками металла и острой щепой дерева. На том месте, откуда только что раздавались команды, не осталось теперь ничего. А упавшая мачта в гармошку раздавила трубу. Дым пополз вдоль палубы, удушая людей…
Володя Петров лежал на развалинах мостика, а над ним качалась бездонная масса света и воздуха. С трудом он перевел глаза ниже. Вместо ног у него тянулись по решеткам красные лоскутья штанов. И это было последнее, что он увидел в этом сверкающем мире.
Вздрагивая под снарядами, сторожевик шел дальше. Он шел прямо. Никуда не сворачивая.
Так, как ему велели люди, которых уже не существовало.
Ральф Зеггерс кричал через люк — в глубину поста:
— Лево! Лево… еще левее… клади руль до упора! Ставя лодку кормою к противнику, он хотел избежать тарана. Узкая, как лезвие ножа, субмарина могла спастись — корабль мог промахнуться. Но сторожевик (без мостика, без командира) настиг подлодку. Его изуродованный форштевень снова полез на врага, круша его в беспощадной ярости разрушения.
Последним проблеском сознания, почти автоматически, Зеггерс отметил, что в кормовых аппаратах только одна торпеда, а другие уже расстреляны. Но и одной хватило на всех, когда она сработала от удара корабля.
Гигантский гейзер пламени, воды я обломков вырос над океаном. Грохочущей шапкой он накрыл два корабля, сцепившихся в жесточайшем поединке. Когда же взрывы осели, вместо лодки осталось только жирное пятно мазута, и качало вокруг ошметки тел вражеских подводников. А из этого пламени, из туч дыма, отряхивая с себя тонны воды, вдруг вышел сторожевик…
Теперь он двигался, прессуя волны красной своей переборкой. Под его днищем волочились остатки раздробленного полубака с каютами, маляркой, провизионной, с цепным ящиком и якорями, которые вытянулись на цепях до самого дна. Но корабль шел вперед, как и было приказано ему с разбитого, несуществующего мостика. Исполняя этот приказ, машина корабля, стучала, стучала, стучала… даже без перебоев!