– Льюис Серроколд, – сказала мисс Марпл, – разумеется, предвидел такую возможность и заранее себя подстраховал. Он привез сюда молодого человека, который сыграл бы роль Эдгара Лоусона. Существовал, конечно, и настоящий Эдгар Лоусон, на случай если полиция захочет ознакомиться с его документами. Этот подставной Эдгар знал, что ему надо делать: изображать шизофрению, манию преследования, а когда это потребуется, создать Льюису Серроколду безупречное алиби. Следующий шаг также был тщательно продуман. Льюис дал понять, что тебя, Керри-Луиза, кто-то пытается отравить. Для этого ему достаточно было сказать, будто ему сообщил об этом Кристиан. И дописать несколько строк к письму, пока он ждал прихода полиции. Добавить мышьяк в лекарство было легко, а для тебя это было совершенно безопасно – в любом случае, он не дал бы тебе его выпить… Для убедительности он добавил еще один штрих – конфеты. Он вложил в коробку несколько отравленных – перед тем как отдать их инспектору Карри.
– Алекс об этом догадался, – сказала Керри-Луиза.
– Да, поэтому он и собирал обрезки твоих ногтей. Анализ показал бы, давали ли тебе мышьяк…
– Бедный Алекс… Бедный Эрни…
Все смолкли, думая о Кристиане Гулбрандсене, об Алексе Рестарике, о несчастном мальчугане Эрни и о том, как быстро убийство деформирует человеческую душу.
– И все же, – сказал епископ, – Льюис сильно рисковал, когда взял в сообщники Эдгара, даже если имел над ним какую-то власть.
Керри-Луиза покачала головой.
– Нет, не то чтобы он имел над ним власть. Эдгар был предан Льюису.
– Как Леонард Уайли своему отцу, – сказала мисс Марпл. – Мне даже казалось…
Она деликатно не стала продолжать.
– Значит, ты заметила между ними сходство? – спросила Керри-Луиза.
– А ты знала?
– Догадывалась. Я знала, что у Льюиса, до того как он встретил меня, было кратковременное увлечение одной актрисой. Он сам рассказал мне об этом. Связь не была серьезной, она была авантюристкой и его не любила. Но я не сомневаюсь, что Эдгар – сын Льюиса…
– Да, – сказала мисс Марпл. – Тогда все объясняется…
– И он отдал жизнь за своего сына, – сказала Керри-Луиза. Она умоляюще взглянула на епископа. – Ведь вы знаете это.
Снова наступило молчание, а потом Керри-Луиза сказала:
– Хорошо, что все кончилось именно так… Он отдал жизнь, стараясь спасти своего сына… Люди, которые могут быть очень хорошими, способны быть и очень плохими. Я всегда знала, что это относилось и к Льюису… А ведь он очень любил меня. А я любила его.
– Ты когда-нибудь прежде… подозревала его? – спросила мисс Марпл.
– Нет, – сказала Керри-Луиза. – Меня озадачила история с мышьяком. Я знала, что Льюис не мог бы меня отравить, а между тем в письме Кристиана определенно говорилось, что меня пытаются отравить. И тогда я решила, что все мои представления о людях были неверными…
– Но когда Алекса и Эрни нашли мертвыми, – спросила мисс Марпл, – ты все-таки заподозрила что-то?
– Да, – сказала Керри-Луиза. – Потому что никто, кроме Льюиса, на это не решился бы. И я стала бояться его следующего шага…
Она поежилась, как от озноба.
– Я восхищалась Льюисом. Меня восхищало – как бы лучше сказать – то, что было в нем хорошего. Но я вижу, что хороший человек обязательно должен быть смиренным.
Доктор Голбрейт ласково сказал:
– Вот этим, Керри-Луиза, я всегда восхищался в вас – вашим смирением.
Прелестные голубые глаза раскрылись широко и удивленно.
– Но у меня-то – никаких талантов, и вообще не такая уж я хорошая. Я способна только восхищаться хорошими качествами в других.
– Милая Керри-Луиза, – сказала мисс Марпл.
– Думаю, что бабушке будет хорошо с тетей Милдред, – сказала Джина. – Тетя Милдред стала гораздо симпатичнее, не такая чудаковатая, если понятно, что я имею в виду.
– Я поняла, что ты имеешь в виду, милочка, – сказала мисс Марпл.
– А мы с Уолли недели через две возвращаемся в Штаты.
Джина искоса взглянула на своего мужа.
– Там я забуду и Стоунигейтс, и Италию, и свои девические годы и сделаюсь стопроцентной американкой. Нашего сына будут до старости называть Младший. Уолли, могу ли я сказать лучше, чем сказала?
– Конечно, не можешь, Кэт [73] , – сказала мисс Марпл.
Уолли снисходительно улыбнулся старой даме, путавшей имена, и мягко поправил ее:
– Она Джина, а не Кэт.
Но Джина рассмеялась.
– Она знает, что говорит. Тебя, вот увидишь, сейчас назовет Петруччио.
– Просто я считаю, – сказала мисс Марпл, обращаясь к Уолтеру, – что вы поступили очень мудро, дорогой мальчик.
– Она считает, что ты для меня самый подходящий муж, – сказала Джина.
Мисс Марпл переводила взгляд с одного на другого. Как приятно, думала она, видеть любящих друг друга молодых людей. А Уолтер Хадд из угрюмого молодого человека преобразился в добродушного, улыбчивого великана…
– Вы оба напоминаете мне…
Джина ринулась к мисс Марпл и зажала ей рот рукой.
– Нет, милая! – воскликнула она. – Не продолжайте! Мне подозрительны эти параллели с вашими деревенскими соседями. В них всегда таится какая-нибудь шпилька. Ведь вы такая насмешница!
Ее глаза затуманились.
– Я часто думаю о вас, о тете Рут и о бабушке, о том, как вы когда-то в молодости дружили… И очень хотела бы знать, какими вы тогда были, но как-то не могу себе это представить.
– Еще бы! – сказала мисс Марпл. – Ведь все это было так давно…