— Мы нашли пистолет, из которого застрелен гражданин Индонезии, под окнами той комнаты, в которой вы находились, — раздался голос.
Его допрашивал офицер, видимо, неплохо владевший испанским языком. Двое других все время ходили по комнате.
— И вы думаете, стрелял я?
— Мы не думаем. Мы знаем. На вас показали четверо находившихся в комнате.
— Они меня оговаривают.
— Хорошо. А чем вы объясните тот факт, что на пистолете не найдено отпечатков пальцев? Вообще никаких.
— Никто не стрелял и никто не держал его в руках, поэтому и нет отпечатков.
— Не считайте себя умнее всех, Урибе, — раздалось над его головой. — Не надо. Это не в ваших интересах. Он повернул голову к говорившему офицеру.
— Но я не стрелял.
— Что вы делали в Джакарте? — спросил офицер по-испански с заметным акцентом.
— Жил.
— Как?
— Как все нормальные люди. Ел, пил, спал…
— Где? Где конкретно вы спали?
— В гостинице. Мои вещи до сих пор там. Вы можете позвонить и узнать о них в отеле.
— Мы уже звонили туда. Вы спали там только три дня. А до этого? Где вы были до этого?
— Я большой поклонник женщин. — Гонсалес улыбнулся.
— Ну и что?
— Я провел ночь в одном из почтенных домов.
— Там вы тоже «гостили» со стрельбой?
— Вы напрасно смеетесь. Повторяю, я не стрелял. Это ошибка.
— Тогда укажите точно адрес. Где вы спали до того, как переехать в отель?
Мигель отлично помнил, что спал он на явочной квартире, но не говорить же этим ослам ее адрес.
— Я уже сказал — в одном почтенном доме. Я бы не хотел, чтобы вы тревожили эту женщину. Ее муж недавно вернулся из командировки, и у нее могут быть большие неприятности. — Дурацкая выдумка, шевельнулось в мозгу.
Обжигающий удар пощечины на мгновение лишил его зрения.
— Скотина. Будешь говорить правду?
— Я уже сказал.
На этот раз удар пришелся прямо в челюсть. Мигель почувствовал, что по подбородку стекают тоненькие горячие струйки. Он прикусил разбитую губу.
— А вот это напрасно, — проговорил он угрюмо. — Теперь я вообще не буду отвечать на ваши вопросы.
— Будешь, — пообещал один из офицеров. — Хочешь, я скажу тебе правду? Ты такой же ямайский коммерсант, как я епископ. Мы давно охотимся за людьми Ло Хсиня. Ты его человек.
— Но…
— Заткнись. Я предлагаю тебе подумать. Ты убил человека, ранил еще двоих. О том, что ты у нас, пока никто не знает. И может не узнать. У нас достаточно способов заставить тебя замолчать. Навсегда замолчать. Понял?
— Как будто.
— Я так и думал. Ты же не дурак. Подумай, что тебя ждет. А так ты все нам расскажешь и уедешь к себе на Ямайку, — хмыкнул говоривший. — Если, конечно, захочешь.
Уеду на тот свет, подумал Мигель. Что ж, играть так играть.
— Мне надо подумать.
— Много?
— Хотя бы до завтра.
— Думай, — неожиданно быстро согласился один из офицеров, нажимая кнопку.
За спиной раздавались шаги конвойных. Идя коридорами, Гонсалес приглядывался. Охрана внушительная, отсюда не убежишь. А надо. Судя по всему, его положение безнадежно. Передышка только до утра. Может, Чанг успеет найти его до этого времени? А если не успеет? Тогда надо будет тянуть время. И как можно дольше.
Его подвели к одной из камер. Старший конвойный достал ключи. Дверь открылась, и взгляду предстала пустая камера. Но стоявший сзади что-то быстро сказал, старший кивнул головой и, оттолкнув от дверей Мигеля, закрыл дверь. Они сделали еще несколько шагов и остановились у следующей. Загрохотали засовы, и его столкнули вниз, не дав времени опомниться.
Сзади захлопнулась дверь. Гонсалес огляделся. Две железные кровати, привинченные к стенам, маленький столик, два стула, тоже привинченные. На столе несколько мисок и тарелок. Справа сидит высокий азиат и сосредоточенно ест похлебку. На звук открываемой двери он даже не обернулся. Левое место пустовало. Это, очевидно, мое, решил Мигель, проходя к столу.
— Добрый вечер, — начал он по-испански.
Заключенный даже не повернул головы.
— Я говорю: добрый вечер, — сказал Мигель чуть громче. И снова никакого ответа. Вообще никакой реакции. Он что, вообще ничего не понимает? Мигель сказал еще несколько фраз. Словно стена. Не пробьешь. Вот дурак.
Неожиданно заключенный поднял руку и, показывая на горло, издал какие-то нечленораздельные звуки. Ах, он глухонемой, догадался Мигель. Что ж, прекрасное соседство.
Отказавшись от дальнейших попыток наладить контакт, он прошел к кровати и, сняв пиджак, повесил его на спинку своего ложа. Осмотревшись, осторожно прилег. Положение, невесело думал он. Вот я и заключенный. Поздравляю. Это в первый раз. Ну ничего, будем надеяться, что не в последний. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.
Заключенный, закончив есть, поднялся и, пройдя к своей кровати, лег на нее, спиной к Гонсалесу. Чертов чурбан. А детина почти моего роста. Интересно, за что он сидит? Наверно, уголовник. Ограбил кого-нибудь. Во всяком случае, с таким лицом только двери ломать. Тоже интеллектуальный труд.
Раздался шум открываемой двери. Вошел один из надзирателей. Он посмотрел на полную тарелку Гонсалеса и показал на нее. Мигель отмахнулся. Пожав плечами, надзиратель собрал миски и тарелки. Дверь с шумом захлопнулась. Заключенный, лежавший на соседней кровати, даже не пошевельнулся, очевидно, уже спал.
Нужно будет что-то придумать, подумал Мигель, надо что-то придумать. Иначе можем не успеть. Самое главное сейчас — это господин Муни.
Это была его последняя ясная мысль. Усталость взяла свое, и он заснул на жестком топчане, проваливаясь в небытие.
Гонсалес проснулся словно от толчка. Ему почудилось… На него надвигалась какая-то масса. Вот совсем близко от кровати. Уже в последний момент он спружинился и, увернувшись в сторону, поднял обе ноги, нанося удар по этому большому темному телу. Шум падающего человека окончательно развеял все сомнения. Нет, это не сон.
Он вскочил на ноги. Глухонемой заключенный, уже поднявшись, шел прямо на него. Лунный свет позволял различать детали. В правой руке у него блеснуло лезвие ножа. Все происходило в абсолютной тишине и поэтому было еще более страшно и неестественно.