– Мадемуазель Франсуаза Шавень, не так ли? – спросил он; голос у него был спокойный и любезный.
– Именно.
– Спасибо, что приехали там быстро. Вы об этом не пожалеете.
– Насколько мне известно, я должна получить здесь новые предписания, прежде чем лечить вас.
– Совершенно верно. Но дело в том, что лечить вам предстоит не меня. Если вы позволите, я предпочел бы начать с предписаний, точнее, с предписания, ибо оно будет только одно: не задавать вопросов.
– Задавать вопросы вообще не в моем характере.
– Не сомневаюсь, ибо лицо ваше отражает глубокий житейский ум. Если я узнаю, что вы задали хоть один вопрос, не имеющий прямого отношения к вашим обязанностям, может статься, что вы никогда больше не вернетесь в Нё. Вы поняли?
– Да.
– Вы очень сдержанны. Это хорошо. Чего нельзя сказать об особе, которую вы будете лечить. Речь идет о моей питомице Хэзел, это молодая девушка, я подобрал ее пять лет назад после бомбежки, под которой погибли ее родители, а сама она была тяжело ранена. На сегодняшний день она практически здорова телесно, душевное же ее здоровье до сих пор не восстановилось, и ее постоянно мучают недомогания психосоматического характера. Около полудня я застал ее в тяжелейших судорогах. У нее была рвота, ее била лихорадка.
– Практический вопрос: что она перед этим ела?
– То же, что и я, а я чувствую себя великолепно. Свежую рыбу, овощной суп. Надо заметить, что ест она совсем мало. Эта ее рвота очень меня тревожит, малышка такая хрупкая. Ей почти двадцать три года, но физиологически она еще подросток. Ни под каким видом не говорите с ней ни о бомбежке, ни о гибели ее родителей, ни о чем бы то ни было, что могло бы напомнить ей об этих ужасных событиях. Вы не представляете себе, какие у нее слабые нервы.
– Хорошо.
– Вот еще что: во что бы то ни стало избегайте упоминания о ее наружности, какое бы впечатление она на вас ни произвела. Девочка этого не переносит.
Вслед за стариком Франсуаза поднялась по лестнице, ступеньки которой издавали при каждом шаге страдальческий стон. В самом конце коридора они вошли в спальню, где царила полная тишина. Кровать была пуста, постель в беспорядке.
– Позвольте представить вам Хэзел, – объявил хозяин дома.
– Где же она? – спросила молодая женщина.
– Перед вами, в кровати. Прячется под простынями, по своему обыкновению.
Вновь прибывшая подумала про себя, что больная, должно быть, и вправду худа как спичка: невозможно было даже заподозрить, что под пуховым одеялом кто-то есть. Странно было видеть, как старик обращается к пустой на вид кровати.
– Познакомься, Хэзел, это мадемуазель Шавень, лучшая медсестра больницы Нё. Будь мила с ней.
Ни единого движения в постели.
– Что ж. Судя по всему, она решила строить из себя дикарку. Мадемуазель, я оставлю вас с моей питомицей наедине, чтобы вы могли познакомиться. Не бойтесь, она и мухи не обидит. Когда закончите, зайдете ко мне в курительную.
И Капитан вышел из комнаты. Заскрипели ступеньки под его ногами. Когда вновь наступила тишина, Франсуаза подошла к кровати и протянула было руку, чтобы откинуть перину, но в последний момент передумала.
– Извините, пожалуйста. Могу я вас попросить вылезти из-под одеяла, если вам не трудно, – спокойно произнесла она, решив обращаться с больной, как ей сказали, девушкой, как с любым другим пациентом.
Ответа не последовало, но что-то едва заметно шевельнулось под одеялом, и через секунду-другую показалась голова.
В курительной тем временем старик пил кальвадос, обжигавший ему горло. «Ну почему нельзя сделать кому-то добро, не причинив при этом зла? Почему нельзя кого-то любить и не погубить? Только бы медсестра не догадалась… Не хотелось бы устранять эту мадемуазель Шавень. Она мне нравится».
Когда Франсуаза увидела лицо молодой девушки, она испытала колоссальное потрясение. Но, следуя предписаниям, ничем этого не выдала.
– Здравствуйте. Меня зовут Франсуаза.
Глаза на высунувшемся из-под одеяла лице уставились на нее со жгучим любопытством.
Медсестра с трудом сохраняла равнодушный вид. Она пощупала холодной ладонью лоб больной: он горел.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
Чистый, как ручеек, голос прожурчал в ответ:
– Я рада, вы даже не можете себе представить, как я рада. Я так редко вижу людей. Здесь вокруг меня всегда одни и те же лица. Да и их я почти не вижу.
Молодая женщина никак не ожидала таких слов и растерялась.
– Да нет, – сказала она, – я имею в виду, как вы чувствуете себя физически. Я пришла лечить вас. У вас, похоже, жар.
– Да, кажется. И мне это нравится. Сегодня утром мне было плохо, очень плохо: кружилась голова, меня знобило, рвало. А сейчас мне лучше, осталась только приятная сторона жара: видения, которые дарят мне свободу.
«Свободу от чего?» – едва не спросила Франсуаза. Но вовремя вспомнила, что имеет право задавать только самые необходимые вопросы: а вдруг кто-то подслушивал за стеной? Она достала термометр и сунула его в рот больной.
– Надо подождать пять минут.
Франсуаза присела на стул. Пять минут показались ей бесконечными. Девушка не сводила с нее глаз; неутолимая жажда читалась в ее взгляде. Медсестре было не по себе, и, чтобы скрыть это, она притворилась, будто рассматривает мебель. На полу лежала моржовая шкура. «Странно, кому это пришло в голову? – подумалось ей. – Больше похоже на кусок резины, чем на ковер».
Наконец триста секунд истекли. Она взяла термометр и уже открыла было рот, чтобы сказать: «Тридцать восемь. Ничего страшного. Таблетку аспирина, и все пройдет», – как вдруг какое-то необъяснимое предчувствие помешало ей.
– Тридцать девять и пять. Это серьезно, – солгала она.
– Вот здорово! Как вы думаете, я умру?
Франсуаза твердо ответила:
– Полноте, конечно нет. Нельзя желать себе смерти.
– Если я серьезно больна, значит, вам придется прийти еще? – с надеждой в голосе спросила Хэзел.
– Возможно.
– Это было бы чудесно. Я так давно не разговаривала ни с кем молодым.
Медсестра отправилась к старику в курительную.
– Месье, ваша питомица больна. У нее высокая температура, и ее общее состояние внушает опасения. Ей грозит плеврит, необходимо лечение.
Лицо Капитана исказилось.
– Вылечите ее, умоляю вас.
– Лучше всего было бы поместить ее в больницу.
– Об этом не может быть и речи. Хэзел должна оставаться здесь.
– Эта девушка нуждается в постоянном наблюдении.