В общем, с такой дебильной публикой не знаешь, чего ждать. В середине дня, засовывая узнице в карман шоколад, надзирательница шепнула: «Сегодня ночью». Панноника кивнула.
В полночь девушки встретились.
– Ты обязательно должна как-то проявить себя, – сказала Здена. – Почему ты перестала выступать? Почему больше не обращаешься к публике?
– Вы же видели, какую пользу принесло мое обращение, – с горькой усмешкой ответила Панноника.
– Публику ты не перевоспитаешь, зато себя убережешь! Девушки, выбывшие сегодня утром, поплатились за то, что тушевались. Ты должна жить. Мир нуждается в тебе.
– А почему вы сами ничего не сделаете? Вы нисколько не утруждаетесь ради нас. Две недели назад я просила вас подумать, как нас спасти. И с тех пор все жду.
– У тебя намного больше возможностей, чем у меня. Люди от тебя без ума. А я никому не интересна.
– Но ведь, в конце концов, вы свободны, а я за решеткой! Вы придумали план побега?
– Я работаю над ним.
– Так поторопитесь, иначе мы все погибнем.
– Дело бы двигалось быстрее, если б ты была полюбезнее.
– Ясно, куда вы клоните.
– Ты хоть понимаешь, что требуешь невозможного? А что взамен? Ничего.
– Моя жизнь и жизнь моих товарищей – это вы называете «ничего»?
– Какая ты все-таки дура! Не так уж много я и прошу.
– Я думаю иначе.
– Идиотка слабоумная! Да ты не достойна жить!
– Что ж, можете радоваться. Я жить не буду, – сказала Панноника, повернулась и ушла.
До сих пор Здена восхищалась умом Панноники. Манера говорить, немногословность, умение удивить ответом свидетельствовали о ее недосягаемом превосходстве. И вдруг оказалось, что красавица глупа как пробка.
Предпочесть смерть! Она была в шоке. Все-таки жизнь стоит того, чтобы приложить ради нее некоторые усилия. И потом, она просит такую малость!
Здена подумала, что Панноника ведет себя как маркизы в романах, которых она, естественно, не читала: эти курицы трепетно берегут свое дурацкое целомудрие, не нужное никому, кроме них самих. Здена ни в грош не ставила такую писанину и даже не была уверена в ее существовании, просто выдуманный классиками мир казался ей настолько бредовым, что там вполне могли процветать подобные нравы.
«Ужаснее всего, что я ее все равно люблю. И она мне вроде еще больше нравится из-за этого. Столько церемониться, упираться из-за безделицы, которая ей ничего не стоит, вставать на дыбы, будто ее заставляют отдать на растерзание отца и мать, – а в результате меня тянет к ней так, что я просто подыхаю».
Ее захлестнула волна радости от остроты и силы желания, но тут же отхлынула при воспоминании о действительности: Панноника должна умереть, не завтра, так послезавтра. Самое прекрасное, самое чистое, самое возвышенное, самое чудесное порождение человечества погибнет в страшных муках на глазах у миллионов телезрителей.
Здена вдруг словно впервые осознала весь ужас положения.
И тогда она составила план, достойный высоты ее страсти. Теперь ей нужно было проникнуть в окружение Панноники.
Выбор ее пал на МДА-802. Она терпеть ее не могла, пока видела в ней потенциальную соперницу. Потом поняла, что ошиблась: МДА-802 испытывала лишь дружеские чувства к Паннонике, которая – о, несчастье! – не оставалась, похоже, равнодушной к любви ЭРЖ-327.
Она потихоньку сунула МДА-802 пузырек красной краски и прошептала:
– Изобрази, что ты сильно поранилась, быстро!
Сердце МДА-802 забилось с неистовой силой: надзирательница хочет тайком поговорить с ней. Неужели станет делать те же предложения, что и Паннонике? Если так, то уж она не упустит свой шанс. Она не испытывала ни малейшего влечения к Здене, но ради свободы готова была на все.
Она вылила на ладонь пузырек и громко закричала, подняв руку, чтоб всем было видно.
– Кровищи-то сколько! – сказала Здена. – Надо вести ее в санчасть.
И повела, ругая на чем свет стоит:
– Пораниться на стройке! Ну и тетеха!
Никто и опомниться не успел. Шито-крыто, они проскользнули не в медпункт, а в комнату Здены.
– Надо поговорить, – начала Здена. – Вы ведь большие подружки с СКЗ-114?
– Да.
– Так вот, это дружба в одни ворота. Она от вас кое-что скрывает, от тебя и от бригады.
– Это ее право.
– Еще бы! Она ведь понимает, чем рискует.
МДА-802 осторожно промолчала.
– Не сдаешь подругу, отлично, – продолжала надзирательница. – Зато она топит вас всех.
«Ловушка», – подумала МДА-802.
– Ты же знаешь, чего я хочу. Не бог весть что, правда? Если бы она согласилась, я с гарантией помогла бы бежать и ей, и всей бригаде, тебе в том числе. Но нет, мадемуазель не желает и, отказывая мне, отказывается спасти вас.
МДА-802 от бешенства чуть не лопнула. Ее распирало от ярости, которую хотелось обрушить на надзирательницу и на Паннонику в равной степени. Но прагматизм взял верх, она решила отложить гнев на потом и пошла ва-банк:
– Надзиратель Здена, я бы на месте СКЗ-114 вам не отказала.
Она дрожала с ног до головы.
Здена разинула рот, потом рассмеялась людоедским смехом:
– Я тебе нравлюсь, МДА-802?
– В общем, да, – пролепетала несчастная.
– И ты пойдешь на это бескорыстно?
– Нет.
– Вот как? – глумливо вознегодовала надзирательница. – И какова же цена?
– Как у СКЗ-114, – ответила та, чуть не плача.
– Ты в зеркало смотрелась? Умерь свой пыл, детка!
– Жизнь СКЗ-114 и моя, – решительно принялась торговаться узница.
– Смеешься? – рявкнула Здена.
– Ладно, только моя, – сдалась, помолчав, МДА-802.
– Чего захотела!
Тут МДА-802 опустилась до жалкой мольбы, которую осудят лишь те, кто ценит себя выше:
– Хлеба!
Здена зашлась от презрения и плюнула в нее.
– Меня от тебя тошнит! Не хочу тебя даже даром.
И вытолкала ее вон.
– Поди расскажи остальным, что узнала.
МДА-802 брела к тоннелю рыдая. Заключенные отнесли это на счет ее раны и болезненной процедуры в санчасти. Одна Панноника заподозрила неладное.
Она перехватила устремленный на нее взгляд МДА-802 и прочла в нем унижение и обиду. Ей показалось, что еще и ненависть.
В бессильном отчаянии Панноника помотала головой.
Вечером за столом все заметили, что на МДА-802 лица нет.