«Какая она стала толстая, — почему-то подумала Эмма. — Но все равно привлекательная. И Бёренгар не желает знать иных женщин, кроме нее. А Ролло… Бог мой, что теперь сделает Ролло?»
— Тебе всегда нравилось мучить мужчин, — ворчала Сезинанда, пока рабыни наливали в лохань горячую воду. — Но тебе давно пора понять, что мы не в Гиларии-в-лесу и Ролло не бедняга Вульфрад и даже не Ги, которым ты могла помыкать, как хотела. Да и ты уже не та Птичка, которая порхала в лесах Гилария, уверенная в своей красоте. Ты — жена Ролло, а он не из тех, кто прощает измены.
— Не было никакой измены, — вяло произнесла Эмма.
— Ну, если конунг тебе поверит…
«Если поверите.» Он должен поверить!
Сезинанда отошла, и Эмма увидела свое отражение в металле зеркала. Царапинка на щеке, грязные пряди волос. Такой же она была и когда они с Ролло бродили по лесам Бретании, когда их любовь только зарождалась. Диво, как она такая могла понравиться Ролло! Грязная, измученная, озлобленная. И их любовь, как солнечный луч сквозь листву, их любовь преодолела даже колдовство Снэфрид, железную волю самого Ролло.
Неужели же теперь, из-за глупых сплетен, что распускают дворцовые бабы, он оттолкнет ее? Нет, Ролло любит ее, а она любит только его, и это самый крепкий мост, что соединяет их. Она должна сказать Ролло, как сильно любит его, что дороже его и сына у нее ничего нет. Ей нужно сломить его недоверие. И у нее все еще есть такое оружие как ее красота. Эмма откинула волосы с лица, чуть повернула голову, разглядывая себя.
— Сезинанда, принеси мне ларец с моими драгоценностями, — спокойно произнесла она. И, не обращая внимания на удивленный взгляд подруги, добавила: — И платье, то, с дубовыми листьями по подолу. Ролло оно очень нравится.
Она терла себя так, словно собиралась в бой.
— Здесь постоянно крутится Виберга, — заметила Сезинанда, когда Эмма, закутанная в широкое белое полотно, уже сидела перед зеркалом, перебирая пряжки и гривны с подвесками. — Говорит, у нее срочное дело.
Эмма лишь пожала плечами, велела фрейлине тщательнее вытирать волосы. В этот момент в дверь без стука ворвался паж Риульф. Лира сбилась за спину, лицо взволнованное. Женщины так и зашумели на него, но он прямо кинулся к ногам Эммы.
— Госпожа!.. Ролло и Бьерн… Там что-то происходит. Никто не смеет войти, но, кажется, конунг убивает скальда.
Эмма побледнела, замерла.
— Ты сделаешь очередную глупость, если вмешаешься, — сдержанно заметила Сезинанда.
Но Эмма уже вскочила.
— Платье! Живо!
Ролло и в самом деле накинулся на Бьерна, едва тот начал свои пояснения. Думал ли он когда-либо, что именно его побратим, мальчишка, с которым он рос, сын дворовой девки и невесть кого, друг, которого он любил, которому доверял, станет его соперником!
И когда Бьерн, в своей обычной цветистой манере стал говорить, что Ролло следует не прислушиваться к нашептываниям глупцов и подлецов, а верить своему сердцу, Ролло так и кинулся на него. Схватил железной хваткой за горло, повалил, стал душить, почти с наслаждением наблюдая, как потемнело лицо скальда. Но в следующий миг он сам охнул, отшатнулся, получив сокрушительный удар по почкам, и теперь уже Бьерн, едва переведи дыхание, бросился на него, нанеся удар в челюсть.
С грохотом повалилось тяжелое дубовое кресло, через которое падал Ролло, но тут же, извившись змеей, он ударил Бьерна ногой в живот. Они дрались не на шутку, но ни один не хватался за оружие. С лязгом падали украшавшие стену клинки и миски. Они молотили друг друга кулаками, швыряли, выкручивали суставы, сжимали один другого до хруста в костях. Все это походило на «простой бой», где противники должны убить друг друга голыми руками, и столпившиеся под дверью стражи и прислуга, прислушиваясь к происходящему, так и решили, что конунг решил собственноручно разделаться с соперником, а испуганный Риульф кинулся к покоям Эммы.
Именно в это время Ролло, схватив тяжелую длинную дубовую скамью, замахнулся на Бьерна так, что, не успей скальд отклониться, непременно разбил бы ему голову. Ролло еле устоял на ногах, глядел на друга, отскочившего к нише окна. Все еще тяжело дыша, поставил скамью у стены, сел, откинулся и стал вытирать истрепанным рукавом струящуюся из носа кровь. Оба тяжело дышали. Бьерн тихо ругался, выплевывая с кровью обломки зубов.
— Отродье тролля ты, Рольв. Я ведь скальд, и лучше бы ты мне глаз выбил, чем зубы.
Ролло тяжело дышал.
— По нашему северному обычаю, я мог бы изгнать Эмму как неверную жену и взять на ложе другую женщину. — Он застонал, ощупывая ребра.
Бьерн осел на пол. Из разбитых губ его сочилась кровь, левый глаз окончательно заплыл.
— Тебе еще следует доказать ее вину. Я же готов опустить руку в котел с кипящим масло или вызвать тебя на судебный поединок, чтобы доказать свою правоту.
— Кажется, поединок и так произошел, — примирительно проворчал Ролло.
Бьерн кивнул, хмыкнул, потом засмеялся. Ролло странно поглядел на него, но через миг тоже хохотал, хотя и морщился от боли в помятых скальдом ребрах. Лишь когда они несколько успокоились, Бьерн уже спокойно стал рассказывать о том, что случилось на охоте: об охотничьем азарте, с каким они с Эммой преследовали оленя, о том, как они заблудились и их застигла непогода, как они искали спасения в песчаном гроте.
— Мы провели вместе всю ночь, и я не клал меж нами обнаженного клинка — в этом не было необходимости, ибо Эмма только и думала о тебе. И пусть меня покинет моя удача, если я лгу.
— А Ригунта?
Бьерн даже не сразу понял, о чем говорит Рольв.
Потом засмеялся и сразу охнул, прижав руку к разбитым губам. Ролло отвернулся, скрывая улыбку. Он поверил Бьерну, успокоился да к тому же был слишком утомлен, чтобы продолжать гневаться. Но почему-то подумал о том, как объяснить ситуацию своим людям.
Хотя разве он не конунг и не волен миловать и карать по своему усмотрению? Он почти не слушал объяснения Бьерна насчет того, как убежала кобыла Эммы, прервав его, сказал, что скальд уже сегодня должен уехать в Гурне, готовиться к празднику бога плодородия и урожая Фрея. Бьерн не возражал. Понял, что гроза миновала. В этот миг створки двери распахнулись и показалась Эмма. Еще с влажными, собранными в пучок волосами и факелом в руке.
— Ролло, ты не должен…
Она умолкла на полуслове, глядя на растерзанных, но мирно беседующих мужчин. Перевела удивленный взгляд с одного на другого и расхохоталась. В этом была вся Эмма — гнев, смех и смелость одновременно. Стояла, смеясь, едва не выродила факел.
Однако Ролло не разделил ее веселья. Гневно велел ей отправляться к себе. Она ушла, все еще хохоча. Она совсем его не боялась. Ролло поглядел ей вслед. Она была так дерзка, так красива и так желанна, несмотря ни на что. Вечером они, как ни в чем не бывало, сидели рядом за столом. Этим Ролло хотел показать, что признал ее невинность. Но не простил. Он проводил Бьерна, ушел с арабом в малый зал, разглядывал предложенные инженером чертежи осадных башен с таранами. Старался вникнуть в его объяснения, пока действительно не увлекся. А позже увидел под аркой переходов Вибергу. Поманил ее пальцем.